Чабан с Хан-Тенгри
Шрифт:
Тоннель довольно глубоко уходил в толщу снега. Чем дальше, тем труднее становилось работать. Казалось, что мотыга натыкалась на камень… Но Темирболот вновь и вновь ударял ею в сплошную заледеневшую стену. Мелкие осколки льда попадали в глаза, куски твердого снега больно ударяли по ногам. Темирболот не переставал долбить снег. На разгоряченном лице выступал пот. Острые льдинки, падая на покрытые царапинами руки, жгли, как соль.
Снега скопилось немало. Темирболот принялся мотыгой собирать его, сваливая со ступеньки на ступеньку.
Он выбрался из тоннеля в пещеру.
— Темирболот, я уже
— Ладно, сейчас! — отозвался Темирболот. — Мне кажется, Лизочка, что наше освобождение совсем близко…
— Да сбудутся твои слова, Темиш! А теперь давай мотыгу.
— Не мучай себя, Лиза. Все-таки ты выбилась из сил… И еще не согрелась, — Темирболот взял Лизу за руку. — Работа от нас не убежит…
Он подвел ее к камню. Они снова сели на обрывки его мерлушковой шубы.
Лиза в темноте перекинула руку через его плечо, щекой прижалась к щеке Темирболота.
— Отдохнем, — тихонько говорила она ему. — Наберемся сил и скоро выберемся отсюда. Какое счастье будет, когда снова увидим солнышко! А я счастлива и сейчас — ведь мы вместе, вместе работаем… — и вдруг Лиза замолчала, сняла руку с плеча Темирболота и немного отстранилась.
Юноша не понял, почему Лиза смолкла, почему отодвинулась от него.
«Что случилось, Лизочка? — хотел он спросить. — Ведь все хорошо… Твое присутствие вселяет в меня силу, сердце бьется радостнее, когда твоя щека прикасается к моей».
Но Темирболот ничего не спросил, а Лиза молчала.
Ей было неловко. Девушке казалось, что еще не время говорить и думать о любви, а она не удержалась и нечаянно выдала свои чувства Темирболоту.
Она упрекала себя: «Как же это я? Получилось так: „умирает, а песни заводит“. Зачем это надо было сейчас…»
— Если бы был темир-комуз! Вдруг он есть у меня?
— Неужели? — Темирболот хотел приподняться, но Лиза удержала его, нащупала мешок, расстегнула карманчик и достала футляр.
— Ой, Лизочка! Ты молодец! — воскликнул Темирболот, взяв у нее из рук темир-комуз. — Почему ты раньше о нем не сказала?
— Как-то не приходило в голову. Это папа заставил меня взять его с собою, чтобы поиграть маме.
— Очень хорошо сделал! — Темирболот вытащил инструмент из футляра и подал Лизе.
Она прикоснулась к темир-комузу, и родившийся звук прокатился по пещере.
— О-о, слышишь, какой отзвук? — удивился Темирболот. — Надо строить театры именно в таких местах. Красиво здесь звучит музыка! — Улыбаясь, он поднялся, сел, стараясь в густом мраке увидеть лицо Лизы. Но темнота оставалась непроницаемой.
Лиза, сердцем чувствуя, что он улыбается, счастливо засмеялась.
Радость — основа жизни. И вот радость, не боясь толщи снежного обвала, пришла к ним, чтобы наполнить счастливой уверенностью. Без улыбки нет жизни…
Темирболот обнял Лизу; теперь он твердо знал, что рядом с ним его счастье, его первая и единственная любовь. Он нежно погладил Лизу по голове и попросил:
— Поиграй же, дорогая, поиграй мне!
Мелодия зазвучала в темноте таинственно и удивительно прекрасно. Отчего? Объяснить было трудно.
— Лиза, почему ты замолчала?.. Устала? — Темирболот пытался в темноте нащупать руку девушки.
— Нет.
— Почему
— О чем же мне говорить?
— О чем-нибудь… Хочется слышать твой голос, Лизочка! — Темирболот положил голову на колени Лизе и прижал ее ладони к своим щекам.
Сердце ее затрепетало, как пугливый жеребенок, по телу разлилась томная сладость, когда на ее колени опустилась голова Темирболота, а ладони ее коснулись его щек.
Лиза не могла говорить, она боялась вздохнуть. Ей казалось, если она скажет хоть слово, то счастье ее вспорхнет и улетит в кромешную тьму. Темирболот забыл все: и усталость, и смертельную опасность, нависшую над ними, голод, боль в руках, холод.
Оба молчали — им не хотелось говорить, шевелиться, они боялись спугнуть счастье.
— Эх, Лизочка, если бы я был поэтом, — сказал, наконец, Темирболот. — Я сочинил бы стихи и посвятил тебе.
Может быть, действительно гулкие своды пещеры придавали звукам особую прелесть, может быть, Лизе и Темирболоту это просто казалось, потому что в мрачной неволе они были вместе. Может быть, игра Лизы была действительно вдохновенной и звала забыть горе. Темир-комуз звучал все нежнее и нежнее.
Мелодия, казалось, наполняла пещеру, вырывалась из нее по невидимой щели на свободу, и там, отражаясь от камня к камню, уносилась вдаль.
Темирболот слушал теперь, склонив голову Лизе на плечо. Звуки потекли медленнее. Темирболот тихо уснул… Лиза, заметив это, перестала играть. Ей захотелось зажечь фонарь и увидеть, как он спит. Но она боялась, что лучом света разбудит его, и продолжала сидеть не шевелясь. Она не могла отодвинуться, оторваться от Темирболота.
Много минут провела она в своем счастливом оцепенении. Потом осторожно зажгла фонарик и, прикрыв его ладонью, чтобы свет не падал на глаза Темирболота, рассматривала лицо любимого. Оно сохраняло выражение беспечности, нежности и любви, как будто, засыпая, Темирболот чувствовал себя в надежных и верных руках.
На душе Лизы тоже царил покой, ей захотелось поцеловать Темирболота. Она нагнулась и только коснулась его губ, как из глаз брызнули слезы. Лиза склонилась еще ниже, и ее слеза упала на лицо Темирболота.
— Ты плачешь? — спросил он.
— Нет, ничего…
— Почему ты плачешь?
— Я плачу от надежды и любви!
— От надежды и любви?
— Да, Темиш, это слезы надежды и любви. Я вижу себя с тобой не в этой пещере, а на вершине Хан-Тенгри.
— Лизочка, какие чудесные слова! Мечта, надежда, любовь! Надежда, мечта! Это не простые слова и чувства… Надежда, мечта — это будущее человека, это его завтрашняя жизнь, радость. Любовь — это то, чем сейчас живет человек и чем он будет жить всегда. Мечта и любовь всегда направляют его действия, идут рядом. Без мечты любви не бывает, а без любви нет мечты. Когда благородная мечта соединяется с беспредельной любовью, они могут пробуравить камень, пройти через огонь, переплыть океаны, взлететь в космос, достигнуть луны, солнца и вернуться обратно. Им ничто не может преградить путь. Да, Лизочка, нет ни у кого на свете такой любви, как у нас… — Темирболот крепко обнял Лизу. — Говорят: «Коня испытывают на скачках, человека — в беде». Кажется, мы с тобою проверили друг друга.