Чабан с Хан-Тенгри
Шрифт:
— Если только аллах пожелает, то мы будем вам не дедушкой, а невестой! — Эркингюл направила конец вил Кенжебеку в живот.
— Ой, ой! Так нельзя шутить! — Кенжебек отскочил. — С железом шутки плохи.
— Эх ты, бесстыжий феодал! Шуток девушек не боишься, а железа пугаешься, посмотри на него!
Эркингюл снова схватила было вилы, но Айымбийке удержала ее за руку:
— Кончайте свои шутки и приступайте к дезинфекции.
— Тетя, я начну дезинфекцию с этого феодала. Он мне написал письмо и все просил выйти за него замуж. Теперь он стал просить Салкын… В прошлое воскресенье
Кенжебек выбежал из сарая.
— Эркинтай, Не надо так издеваться над джигитом, — сказал кто-то.
— Пожалуйста, не волнуйтесь! Может быть, это покажется вам смелым утверждением, но я берусь разыскать сколько угодно таких джигитов… на свалке! — Эркингюл, совсем разгорячившись, натягивала халат. — Не каждый, кто носит на голове тебетей, может назваться джигитом! Кенжебек не джигит, он сорняк среди джигитов! С такими сорняками и расправляться надо так, как они того заслуживают…
— Эх, дорогая моя Эркинтай… Интересно мне, какого-то ты джигита встретишь на своем пути?! — сказала Айымбийке.
Остальные, переглядываясь, засмеялись.
— Понимаю, тетя Айымбийке, на что вы намекаете, — рассерженно продолжала Эркингюл. — Наверняка думаете, что беднягой окажется джигит, кто на мне женится! И что, мол, будет, когда я стану чьей-нибудь женой, если я девушкой веду себя так…
А вот и ошибаетесь, дорогая! Будут счастливы те джигиты, что на нас с Салкын женятся! Я пойду замуж только за такого, кто достоин стать человеком будущего. Вот как! Такой джигит должен любить свой народ и хорошо работать! Если, он уважает людей, любит свой труд, то он и жену любить будет горячо! Такой джигит будет носить меня на руках, как охотник носит любимого сокола, а я за мужем буду ухаживать, как за самым лучшим, самым отважным беркутом… Только одно не знаю, — добавила она со смехом, — куда затерялся этот джигит и где сейчас бродит? — Она притворно вздохнула.
Остальные посмеялись и с новыми силами принялись за работу. Женщины, как в больнице одетые в белые халаты, суетились вокруг овец. Одни выносили затоптанную солому, другие таскали свежую для подстилки. Одни были заняты со взрослыми овцами, другие ухаживали за теми, у которых только что появились ягнята.
Овец переводили из одного отделения в другое.
Только что окотившихся поместили вместе с теми, которые принесли ягнят раньше.
Матки выстроились вдоль решетчатой кормушки, вокруг них бисером рассыпались ягнята. Одни блеяли и разыскивали матерей, другие, пытаясь затеять игру, неуклюже подпрыгивали, а многие, досыта насосавшись молока, дремали, лениво шевеля веками и поблескивая ничего не выражающими глазками.
— Салкынтай, — сказала Айкан, держа под мышками двух ягнят, — возьми, дорогая моя, этих ягняток. Отнеси сразу в отделение для двойняшек, повесь номера. Я была на другом краю отары и не заметила, как овца принесла
Большая белая овца, которая все вертелась вокруг Айкан, облизывая ножки своих ягнят, побежала было вслед за нею.
Айкан, улыбнувшись, вернулась. Салкын, догадавшись, в чем дело, положила ягнят на землю. Овца их узнала и принялась облизывать. Айкан теперь смогла уйти…
Салкын взяла двойняшек на руки и понесла к сараю. Белая овца бросилась теперь за нею.
— Мать, там за сараем бродит ваш зятек! — крикнула Эркингюл. — Позовите его сюда!
Айкан увидела Кенжебека, который, надев шубу, собирался идти в село.
— Что это ты так рано? — спросила его Айкан, идя следом.
Кенжебек надеялся ускользнуть незамеченным. Айкан его застала врасплох. Он растерялся.
— Ничего мне не сказал! — говорила она возмущенно. — Похож на женщину, убегающую от свекрови. В чем дело?
Кенжебек постоял, подыскивая подходящий ответ, и, не найдя, почесывал затылок.
— Ваша дочь, оказывается, дура… — проговорил он.
— Что еще такое? — строго спросила Айкан.
— Ничего. Она не очень-то умна.
— Объясни.
— Вот… оказалась дурой. Не могу работать, когда рядом такие глупые девушки.
— Может быть, и в самом деле моя дочь неумна… А сам ты не сделал никакой глупости?
— Чего я мог сделать дурного? Правда, как заведено у джигитов, писал ей письма…
— Писал «хочу жениться»?
— Сейчас не вижу необходимости этого уточнять.
— Разве?.. Если ты, забыв про жену с ребенком, пишешь письма девушкам, то уж умным тебя не назовешь, джигит. Шагай дальше, не задерживайся! — Айкан повернулась к нему спиной.
Ветеринар надеялся найти у Айкан сочувствие и поэтому пожаловался ей на Эркингюл. Но, получив неожиданный отпор, Кенжебек похолодел от ее горьких слов. Ноги его будто приклеились к снегу, он оторопело смотрел вслед Айкан.
Из дверей сарая выскочила Эркингюл.
— Если солдат бежит с поста, какое его ждет наказание? — бойко выпалила она.
— Пусть применят любое наказание…
— Подумайте, Кенжебек! — продолжала Эркингюл свое наступление. — Вас ведь долго учили, вы должны приносить пользу, держать незапятнанной свою комсомольскую честь. Сейчас же снимайте шубу и вернитесь на работу! — Эркингюл, даже не взглянув на Кенжебека, убежала обратно в сарай.
— Тетя Айкан, у овцы роды неправильно начались! — крикнула Гульджан.
Айкан приняла ягненка, который вышел задними ножками. Ягненок задыхался.
Айкан не растерялась.
— Беги, Гульджан. Принеси по ягненку от четыреста пятой и четыреста десятой, у которых тройни.
Гульджан выскочила из отделения.
Окотившаяся овца бросилась к своему хилому ягненку.
— Айымбийке, уведи эту овцу подальше, — распорядилась Айкан, и женщины вместе стали отгонять овцу, не давая ей лизать своего ягненка.
Овца беспокойно блеяла и яростно рвалась из рук.
— Салкын, дай мне бинт с окна…
Когда Гульджан принесла ягнят, Айкан связала им ножки бинтом, положила рядом с уже дохлым ягненком.