Чабан с Хан-Тенгри
Шрифт:
Момун, чрезвычайно довольный и обрадованный, быстро сказал:
— О-о! Я готов чокнуться с такой женщиной, как вы, не только стаканами, но и сердцем… — Он захихикал. — Эх, хлебца бы еще…
Калыйкан нащупала один из узлов и из скатерти достала кусок хлеба.
— Вот ешьте сколько душе угодно…
Момун отпил из стакана и сжевал огромную краюху.
— Если пять лет вы одиноки, — осторожно спросил он, — почему вы не подыскали себе другого мужа?
Женщина тоже выпила водки, закусила
— И об этом я думала… Но где найдешь человека, который по душе?
— Людей так много, неужели нет среди них подходящего человека?
— Может, и есть, но все равно не будет он похож на любимого.
— A-а, значит, у вас был любимый джигит?
— Да. Он на фронте пропал без вести. Он отец старшего моего сына Белека… Если бы любимый мой вернулся с фронта, я бы так не опустилась, — сказав это, Калыйкан заплакала.
— А куда теперь держите путь?
— К родным, — ответила Калыйкан. — А кто вы сами? Что-то… Вы очень похожи на человека, которого… я любила.
Они отстали, телега, которую вел Белек, скрылась за поворотом.
— Калыйкан, неужели не узнаешь меня?
— Ой!..
— Я же Момун!..
— Дорогой мой! — вскрикнула Калыйкан и бросилась на шею Момуна.
Любовь Калыйкан, подогретая водкой, вспыхнула с небывалой силой. Она плакала, целовала Момуна…
«Это все дал мне сам аллах. Сестра вернулась с пропавшим мужем, в доме будет сытость и покой», — радовался брат Калыйкан, он выделил сестре с мужем две комнаты в своем доме.
В воскресенье Калыйкан купила жеребенка, зарезала его и пригласила в гости всех новых соседей, чтобы они познакомились с ее мужем.
Когда Момун и Калыйкан еще по дороге уговаривались о дальнейшем, он ей сказал:
— Во время войны я дезертировал и был осужден. Не досидел до конца. Поэтому забудь мое имя Момун. Меня теперь зовут Мамыр, а мой отец не Таштанды, а Табылды. Поступим в колхоз и заживем на славу!
Так Момуна в колхозе и называли Мамыр.
Обоих приняли в колхоз, и они очень усердно работали: возили сено, перебирали зерно, заготавливали дрова в горах. Люди стали поговаривать: «Калыйкан с мужем, оказывается, работяги».
Пришло время, когда Момун сказал жене:
— Какиш! Мы с тобою, наконец, вместе после долгих лет страданий. Теперь наша задача — жить, как и все другие. Не надо нам мешать твоему брату, следует нам построить свой дом. А для этого я должен заработать деньги. Поговори с родичами, пусть меня отпустят. Пойду и присмотрюсь, где хорошо платят. А весною снова будем работать вместе с тобой в колхозе.
Калыйкан пришлись по душе рассуждения Момуна.
— Вы сами видите, как работает мой муж, и должны мне помочь, — обратилась Калыйкан к родным.
Сын брата Калыйкан был в колхозе помощником бухгалтера.
Момун уговорил Калыйкан поехать в Пржевальск. У него были свои соображения, но он жене их не высказывал.
Теперь, когда он получил, наконец, нужную бумагу, Момун нашел возможным спросить Калыйкан:
— Да, Какиш, когда ты жила в том аиле, ты не знала джигита по имени Чырмаш?
— Конечно, знала. Почему ты о нем спрашиваешь?
— Его жену звали Суксур?
— А-а-а, понимаю, почему спрашиваешь, — вспылила Калыйкан. — Значит, когда учительствовал в том аиле, успел и за ней поухаживать?
— Нет, нет, дорогая! Не думай плохое.
— Почему же она тебя интересует?
— За день до моего отъезда на фронт Чырмаш пригласил меня в гости, и мы поклялись друг другу, что будем вечными друзьями. А я давно о нем не слышу…
— A-а, вот как, — протянула Калыйкан недоверчиво.
— Так, так, дорогая моя! Ведь я должен поинтересоваться, что с моим другом, — это мой долг.
— Да, они были чабанами в колхозе. Но недавно их арестовали.
— За что? — Момун испугался.
— Я не знаю, за что. Говорят, что Эшим заметил, как они продавали колхозных овец… И сообщил председателю.
— Какой Эшим? Не Сартбаев ли?
— Да, Сартбаев, бригадир.
Ну, а что было потом с Чырмашем и его женой?
— Председатель колхоза составил протокол. Их арестовали, когда они пасли овец на сыртах.
Итак, Суксур, сестра его, арестована. Момуна охватило волнение, он не ожидал такого несчастья.
— Вот такие дела у твоего друга, — после некоторого молчания сказала Калыйкан. — Но стоит ли из-за этого так беспокоиться?
— A-а, Калыйкан, здравствуйте, как живете? — вдруг услышала она знакомый голос. — Как растут дети? Правда ли то, что говорят?
Супруги увидели Эшима, о котором только что беседовали. Бригадир взял Калыйкан за руку.
— Что говорят? — спросила Калыйкан, кокетливо улыбнувшись.
— Говорят, замуж вышла. Если правда, то я хочу поздравить.
— Вот мой муж — Мамыр Табылдыев! Познакомься! — так же кокетливо проговорила Калыйкан.
— Будем знакомы! — Эшим назвал свою фамилию, пожимая руку Момуна. — A-а, да вы, кажется, совсем не Мамыр Табылдыев. Очень уж вы похожи на учителя Момуна Таштандиева…
— В жизни встречаются люди, похожие друг на друга. — Момун вырвал руку из руки Эшима и коротко сказал Калыйкан: — Пошли!
Эшима удивило высокомерие Момуна. В том, что это именно Момун, бригадир не сомневался. Эшим прошел несколько шагов за супругами, ускорявшими шаг.
Чтобы проверить свою догадку, Эшим стащил с головы Момуна тебетей.