Чабор
Шрифт:
— Ко мне? — удивился Вулкан и потемнел лицом. — Ты что ж это? Сам хоть понимаешь, что говоришь? …Чёр-те что…
Уступ прямо побелел. Как же, кому-кому, а уж ему-то не нужно было объяснять, с какими делами ходят к асуру. И всё же придверный набрался смелости и выдохнул:
— У одного лазутчика вроде как меч Индры…
Грозные морщины на лбу царя стали ослабляться. Он вопрошающе скользнул взглядом в сторону старика. Гость в ответ на это трясущимися руками нервно огладил свою окладистую бороду.
— Пресветлый, — сказал слабым голосом Говар, —
Царь веров кивнул придверному, и тот вышел.
Во взгляде Вулкана сквозило непонимание.
— Последнее, что я слышал, — сказал он, — это то, что Оружие Небесных кузниц у мальчика…
— Он был у него, — так тихо, чтобы слышал один Вулкан, ответил Говар, — «Нечистые» сгубили и старика Атара, и Чабора…
— Но кто, кроме мальчика, может владеть Мечом? Я чего-то не понимаю…
— Чабор погиб у Белой горы, — твёрдо заявил старик и встал, в нетерпении глядя на дверь. — Вот сейчас и посмотрим, кого «горные» поймали…
Следуя примеру старца, Вулкан тоже поднялся. Что ж, он сам совсем недавно спрашивал у него новостей. Вот тебе и новости. Всё же явились беды и до обеда. Да уж…
Первым, обгоняя придверного, в зал вошёл царь горных сайвоков Бородач. Вулкан и Говар вскользь поприветствовали его и тут же направили заинтересованные взгляды в дверной проём. На их короткое, едва заметное приветствие Бородач ответил целой серией поклонов. Он так увлёкся, что едва не забыл, зачем явился. Ещё бы, ведь не каждый день увидишь, чтобы царь веров тебя встречал стоя.
Главным достоинствам царя горных сайвоков была строгость и точность во всём, а среди недостатков чаще всего проявлялась забывчивость. Как с царём (а он ведь тоже был царь!) люди обращались с ним крайне редко, поэтому он, само собой, опешил от подобного приёма, и его волшебная борода, способная передавать настроение хозяина, испуганно обвила кольцами его небольшое, но достаточно упитанное тело. Нервно постукивающий по ноге «хвост» (а бороду Бородача иначе никто и не называл) притянул к себе взгляды Говара и Вулкана. Они сосредоточились на сайвоке, ожидая новостей, а Бородач упорно молчал, рассуждая о том, как всё-таки здорово быть царём!
— Ну? — сказал, наконец, Вулкан, утомлённый ожиданием…
В ответ Бородач выдал новую, ещё более изысканную серию поклонов. Усердно выкидывая коленца, сайвок, вглядываясь в глаза асура и Говара, будто говорил: «… если уж и так вам не нравится, то я не знаю, как ещё поклониться»? И вдруг старую, седую голову осенило. Явился-то он сюда совсем не за тем! «Ну» царя Вулкана, обозначает совсем не «ну, чего не кланяешься»? Скорее всего, оно означало: «ну, где?» А то, зачем царь горных сайвоков явился, как раз в этот миг напрочь вылетело из его старой головы.
Вулкана же просто убивало его затянувшееся молчание. Гигант — а по сравнению даже с Говаром царь был высок — подошёл к сайвоку, нежно взял его за плечи, поднял, как куклу, и, шепнув ему в ухо: «Где лазутчики? Если плохо слышишь,
Бородач тут же всё вспомнил, часто заморгал и так же часто затараторил: «Да, да, да, да…».
Вулкан, глядя на это, даже подумал, а здоров ли сайвок? Оказавшись на твёрдой поверхности, Бородач долго извинялся, так долго, что едва снова не забыл, зачем явился. Снова повторённое Вулканом волшебное слово «ну!?» тут же вернуло ему память:
— Мы, это, — не зная, как начать, но стараясь замолить свою внезапную забывчивость, мычал и запинался сайвок. — Лазутчиков поймали… двух. Один, это… наш, а другой, значит, ваш.
— Уж не есть ли ты их собрался? «Ваш», «наш», — недоумевал Вулкан. — Как ты их там делишь? Может так статься, что они мне оба не нужны?
— Н-не, не так, — снова начал заикаться Бородач. — Один из них сайвок, это который «наш», а который «ваш» — не сайвок, у того с собой меч Индры.
— Ты уверен? — спросил Вулкан, все ещё не доверяя безсвязной речи Бородача.
— Сайвок, сайвок, что я — сайвоков не видел? — закивал царь тех самых сайвоков.
— Я про другого лазутчика! — начинал терять терпение Вулкан.
— Тут вопрос, — заметил Бородач. — Из всех «горных» только я один знаю узор на рукояти и ножнах меча, потому как видел… один раз. Так вот, если верить мне, то это меч Индры. Что я, мечей не видел? Сразу видать и рисунок, и силу. Её-то не спрячешь? Мои трудяги боятся свещенного оружия, да и я тоже. Ведь все знают, что на всём белом свете сейчас его может держать в руках только один человек. Вот, привели парнишку к тебе. Сайвока, правда, себе оставили, пусть отдохнёт в протравном колодце. Это ему за то, что людей по ходам водит. Молчит, пёс шелудивый, не говорит, кто он и откуда. Может, потом разговорится… Если выживет..
— Ну, — опять повторил чудесно действующее на Бородача слово Вулкан. — Веди пленника.
— Пленника? — направляясь к двери, хмыкнул сайвок. — Пленнику оружие не оставляют. Эй! Что вы там, задремали? Не оставишь ни на миг. Спят на ходу, скорее!!!
В зал ввалилась целая толпа сайвоков, одинаковых, как одуванчики на лугу. Все снимали с голов колпаки, кланялись, здоровались и почему-то краснели. Наконец, ввели того самого лазутчика. Вулкан сразу узнал меч, а Говар мальчика. Ноги старика подкосились, и он в безсилии сел на справу. Смущала только повязка на глазах. Если бы не было её, пожалуй, старец вовсе лишился бы чувств.
Вулкан, заметив безпомощность старика, грозно, как и подобает асуру, спросил «горных»:
— Отчего он в повязке!?
Сайвоки вздрогнули. Они вообще не выносили шума, а тут…
— Глаза, — пояснил Бородач спокойно (как царь царю). — Если снять повязку, он ослепнет. Видно, долго шли «прямыми» под землёй. Сайвоку-то хоть бы хны, а человеку… надо бы попривыкнуть к свету.
— Понятно, — исчерпав допустимые вопросы, заключил Вулкан. — Старче, — обратился он к Говару, — может, ты чего хочешь разузнать?