Чаганов: Москва-37
Шрифт:
– Мне, товарищ Ежов, понятно ваше желание сохранить, говоря по старому, «честь мундира», – вождь останавливается напротив наркома. – но это мешает взглянуть на ситуацию непредвзято. Кроме того, вам также неизвестны некоторые сопутствующие обстоятельства… Чтобы было понятнее, скажу, что среди членов Политбюро возникли разногласия. Наше предложение изменить принцип формирования Политбюро встретило противодействие со стороны некоторых товарищей. В чём суть этих предложений: зарезервировать место в нём за руководителями НКВД, НКО, председателем Совета Народных Комиссаров и его первым заместителем, трём старейшими секретарями ЦК, Председателем
– Согласен с вами, товарищ Сталин. – Облегчённо выдыхает нарком.
– Есть мнение, – жесткий взгляд вождя не даёт наркому расслабится. – что некоторые ваши подчинённые действуют заодно с противниками крепкого Союза.
– Я разберусь, товарищ Сталин. – Переступает с ноги ногу генеральный комиссар.
– Мы верим вам, товарищ Ежов, – тяжёлая рука вождя ложится на плечо наркома. – ценим ваши заслуги в деле разгрома антисоветского троцкистского военного заговора, поэтому вносим предложение ввести вас в состав Политбюро в качестве кандидата.
– А как же это? – Растеренно бормочет Ежов. – Есть же уже два кандита, избранные на семнадцатом съезде: товарищи Микоян и Рудзутак. Как с ними быть? Съезда надо подождать или пленума.
– Не будем дожидаться пленума, – Сталин отступает на шаг. – проведём голосование членов ЦК путём письменного опроса. Поставим вопрос о замене Рудзутака, запятнавшего себя связью с Гамарником, товарищем Ежовым. Вы сами согласны?
– Я оправдаю вашу доверие, товарищ Сталин! – расцветает он.
– Вот и хорошо, так и сделаем. – Вождь протягивает руку. Ежов поспешно кладёт на стол картонную папку, которую всё это время сжимал в руке, и с чувством отвечает на рукопожатие.
– Что это у вас? Это для меня?
– Нет-нет, ничего важного… – поспешно отвечает нарком.
– И правильно, – Сталин прячет улыбку в усах. – Чаганов в НКВД – фигура временная. Наладит у вас работу в спецотделе и пойдёт на повышение в главк, в оборонную промышленность.
– Понял, товарищ Сталин.
– Что ж, тогда не буду вас задерживать, товарищ Ежов. Желаю успехов!
– Ну, вздрогнули. – Фриновский резким движением опрокидывает в рот рюмку водки и с наслаждением кладёт на язык ломтик прозрачного с прожилками сала.
Блаженно жмурится. Его примеру следует Ежов, Шапиро замешкался. Троица расположилась за привычным столиком в углу гостиной на даче наркома внутренних дел.
– Так ты, Иваныч, значит сдрейфил отдавать хозяину чагановское дело? – Подтрунивает над начальником Фриновский.
– Да ничего я не сдрейфил… – добродушно смеётся тот. – зачем оно теперь. Только, вот ты знаешь, сила какая-то в нём над тобой есть. Будто насквозь тебя видит, как под лучами рентгена. Знает кто чем дышит и потому всё по его выходит.
– А что с Пятницким делать будем? – Шапиро делает маленький глоток и морщится.
– Да погоди ты с Пятницким, не говорил кого уволить то у нас надо? – Фриновский наливает себе и Ежову.
– Нет, не говорил, – горячая волна от выпитого прошла по всему телу наркома. – сам, мол, выявляй и наказывай. Нравится мне это – всё ясно, понятно: здесь свои, там враги, а с этими
– И кого, всё-таки, думаешь гнать из наших? – Проявляет настойчивость Фриновский, застыв с поднятой рюмкой.
– Не боись, Петрович, тебя не трону… – Пьяно смеется нарком, они чокаются и выпивают. – Курского с Орешкиным, думаю, будет довольно. На Дальний Восток поедут – там людей не хватает. Шапиро, им на замену кого-то надо подыскать.
– Будет исполнено, Николай Иванович. – Начальник Секретариата НКВД отставляет рюмку. – Ещё один вопросик: мне продолжать работу с материалами Штейна?
– Продолжай, – Ежов мгновенно трезвеет. – только осторожно. Что уже сделано?
– Нашли чистые бланки охранного отделения, – Шапиро понижает голос. – старичка одного, умельца, любой почерк подделает… Ещё в бумагах Орлова из Испании нашли протокол допроса жандарма, который Сталина арестовывал.
– Вы главное поймите, – почти шепчет нарком. – если получится как с Орешкиным, то нам всем – конец. Сссылкой тут не обойдётся.
– Зачем тогда это всё нам? – Бледнеет секретарь. – Вы, Николай Иванович, получаете место в Политбюро, мы – при вас. Живи и радуйся. Зачем головой рисковать?
– Дурак, ты Шапира! – Ежов в сердцах стучит кулаком по столику, рюмки со звоном летят на пол, Фриновский ловко подхватывает готовую упасть бутылку. – Новому человеку одному наверху просто не выжить, он должен к кому-то прилепится. Смотри – Сейчас в Политбюро – две группы. Одна – «украинцев»: Косиор, Постышев, Петровский, Чубарь… Калинин – не нашим, не вашим и Рудзутак с Микояном – на подходе, другая – Сталина: Молотов, Киров, Ворошилов, Андреев, Каганович. Если выбить Кирова, то на его место идёт Рудзутак и получается ничья.
– Так вот почему хозяин Рудзутака хочет убрать, – оживляется Фриновский. – с Микояном то он завсегда договорится…
– То-то и оно, – согласно кивает головой Ежов. – будет у НКВД своё место в Политбюро или нет – это ещё неизвестно. Может так и придётся мне безголосой рыбой в кандидатах сидеть. Поэтому и надо готовить материалец на них на всех, чтобы и мысли не было органы от власти оттирать. Петрович, неси рюмки.
Комкор стучит сапогами по деревянному полу, направляясь к посудному шкафу-горке, а в коридоре у входа в гостиную вжимается в стену, побелевшая от страха Геня.
Глава 5
Москва, ул. Большая Татарская, 35.
ОКБ спецотдела ГУГБ.
18 мая 1937 года, 10:00
После заученного «здравжелаемгражданиначальник» в красном уголке КБ повисла напряжённая тишина. Двое небритых мужчин лет сорока в мятых, как изжёванных, гимнастёрках, со срезанными петлицами, исподлобья безразлично смотрят на меня. Рядом с ними двое других – помоложе, в тёмных, кое-где порванных, но ещё сохранивших стрелки на брюках, костюмах. В их взглядах проскальзывает живой интерес и, как ни странно, надежда. Первые – это бывшие руководители Реактивного НИИ, Клеймёнов и Лангемак, попавшие в водоворот репрессий, возникший после раскрытия военного заговора по руководством Тухачевского. Вторые – инженеры Глушко и Королёв, близко маршала не знавшие, попали в «ежовые рукавицы» в результате, вспыхнувшей после ареста руководства РНИИ, борьбы за освободившиеся кресла.