Чаганов: Москва-37
Шрифт:
– Что насчёт отпечатков пальцев Анны? – Чешет отросшую щетину Ежов.
– Дактилоскопия, когда она работала вольнонаёмной в особом отделе в Ленинграде у Чаганова не проводилась. Сейчас группа работает над этим в школе… будем сравнивать с отпечатками из Лаврушинского переулка.
– Хорошо… очень хорошо. Может потянуть шпионаж и даже… на подготовку теракта.
– Точно так, Никалай Иванович, – веселеет Фриновский. – Есть показания шофёра: Мальцева неоднократно покупала в Москве разные химические реактивы. Учитель химии говорит,
– Найди её мне! – Приплясывает от возбуждения Ежов. – Не могла она далеко уйти. Перекрыть здесь всё. Одновременно по адресам знакомых в Москве, не должно быть их у неё много…
– Будет исполнено. – Расправляет плечи начальник ГУГБ. – Местный батальон НКВД уже поднят по тревоге. Скоро рассветёт и начнётся прочёсывание округи. Отдел на транспорте тоже получил ориентировку. Никуда она не денется, ещё до вечера будет сидеть рядом с Чагановым.
– Как он?
– В сознание не приходил.
Москва, Красная площадь.
20 июня 1937 года, 08:00
На перекрёсте Никольской и Исторического проезда как всегда многолюдно. Рабочие и служащие, спешащие на работу, хоть на минуту, да останавливаются чтобы узнать последние новости. Но сегодня протиснуться к вывешенным на стенде у высокого строительного забора разворотам центральных газет решительно невозможно. Поэтому ведётся громкая читка передовицы добровольными политинформаторами.
– Правительство удовлетворило просьбу героев Советского союза Чкалова, Байдукова и Белякова о разрешении им полёта через Северный полюс в Северную Америку.
Гвоздь замечает солидного средних лет франтовато одетого мужчину, остановившегося скраю послушать новости, и, легко оттолкнувшись от ребристой стены ГУМа, начинает неспешно продвигаться к нему.
– Москва, Кремль, Сталину. – Доносится голос другого чтеца, расположившегося в десятке метров от первого, ближе к Историческому проезду. – Полюс позади. Идём над полюсом неприступности. Полны желанием выполнить ваше задание. Чкалов, Байдуков, Беляков.
По толпе проносится одобрительный гул. Прилепившись сбоку к «франту», Гвоздь восторженно толкаетает его в плечо, но вдруг счастливая улыбка сползает с лица карманника: его запястье попадает в железные тиски чужой грубой шершавой пятерни и длинные нежные пальцы вора, уже наполовину вытянувшие кошелёк из бокового кармана пиджака жертвы, выпускают добычу. Гвоздь судорожно озирается, но никого кроме невесть откуда взявшейся, маленькой старушки «божьего одуванчика» в чёрном платье и платке рядом не видит.
– Милай, ты мне вот чаво рашкажи, – шепелявит старушка, держа Гвоздя за руку и оттесняя от «франта». – ихде тута мятро?
– 11 часов 15 минут, – продолжается чтение радиограмм. – Всё в порядке. Перехожу на связь с Америкой. Скорость 200 километров в час. Скоро
– Ты чо, старая? – Шепчет он с трудом освобождая запястье. – Крабы у тя…
– Опять за старое, Гвоздь? – Старушка буквально повисла на нём. – Обещал же.
– Маня… ты… как здесь? – Не верит своим глазам карманник, продолжая напряжённо разглядывать старуху. – Слыхал, что шмон с ночи идёт по банам (вокзалам). Шмару ищут… похоже – тебя.
– Для бешеной собаки тридцать километров – не крюк… – прижимает к груди маленький узелок Оля. – Да и не всю дорогу пешком: где на телеге, где на машине. Троица сегодня, помогают люди бабушкам, идущим на богомолье… (Гвоздь уважительно косится на неё)… Сейчас – к Чаганову на квартиру.
– Бабай твой с крышей прошлындал к себе (Старик в шляпе вернулся)… – Переводит дух Гвоздь в подворотне, опасливо заглядывая в Олины глаза. – Что мочить собралась стукача?
– Не мой метод. – Девушка наклоняется и, ухватив подол длинного чёрного платья, одним движение через голову снимает его, оставшись в спортивном костюме с буквой «Д» на груди.
Карманник сглотнул и захлопал ресницами от неожиданности.
– Жди меня здесь, – передаёт ему платье девушка. – если увидешь что-нибудь подозрительное – свисти со всей силы. Понял? (Тот как автомат кивает в ответ.) Присядь.
Гвоздь послушно приседает на колено, Оля, используя его плечо как трамплин, прыгает вверх и цепляется за нижнюю перекладину пожарной лестницы, раскачивается как на турнике, перебирает ногами по стене дома, ловкий перехват и девичья фигура начинает быстро подниматься наверх. Еще несколько секунд и она исчезает из вида.
Почтенный седой старик в соломенной шляпе с авоськой в руках замерев наблюдает, как девушка со смутно знакомым лицом, не обращая на него никакого внимания, просовывает руку в открытую форточку кухонного окна на третьем этаже и открывает шпингалет. Затем, отклонившись в сторону, распахивает его наружу (вторая рама отсутствует ввиду летнего времени) и прыгает на пол, по дороге наступив грязным ботинком на чистую скатерть, придвинутого к подоконнику стола. Подхватывает нож, лежащий у плиты и приставляет его к горлу потрясённого хозяина квартиры.
– Не убивайте, пожалуйста… – жалостно задрожали его синие губы.
– Колись, стукач, – широко раскрытые безумные глаза Оли гипнотизируют старика. – кто мою сестрёнку Катю порешил? Не вздумай туфту гнать, вмиг кишки выпущу…
– Так это самое… не ведомо мне, – обильные слёзы полились из уголков его глаз, потекли по глубоким морщинам вокруг сизого носа на плохо выритый подбородок. – сказывали, что это хахель ейный… того. Не губи…
Старик, как подкошенный, бухается на колени, из брошенных авосек вываливаются на грязный пол два пучка зелёного лука, букетик мелкой красной редиски и буханка белого хлеба.