Чаганов: Москва-37
Шрифт:
Из-за двери раздаётся приглушённый девичий смех. Стучу.
«М-да, оборотная сторона секретности – запертые помещения с сильно ограниченным допуском. Гремучая смесь, однако, в сочетании с молодостью сотрудников обоих полов».
– Кто там? – Из-за двери раздаётся басок Ивана Русакова.
– Почтальон Печкин, принёс посылку… – пользуясь случаем, проверяю сотрудников на предмет соблюдения должгостных инструкций.
– Не положено, обращайтесь к коменданту. – В голосе Русакова появляется металл.
– Я это, Ваня, Чаганов. Не
– Алексей Сергеевич! – Все головы повернулись в мою сторону.
«В отделении – порядок: молоденькая практикантка с важным видом меняет красящую ленту на пишмаше, монтажные шкафы раскрыты – с десяток парней протирают контакты реле (в воздухе носится запах спирта), остальные – сидят за столами, что-то записывают. Все заняты делом в одной просторной комнате, бывшей раньше сборочным цехом. Вот это я понимаю руководитель! Хотя вдвое младше некоторых кандидатов наук»…
– Молодёжи физкульт-привет! – Ни одной улыбки, разница в 4–5 лет в эти годы – дистанция огромного размера. – Как успехи?
Терпеливо выслушиваю каждого, пытаюсь понять что у кого на душе – мне работать с ними. В этом сверхсекретном деле люди-главное. За каждого отвечаю головой. На это уходит пара часов.
– Ваня, – беру под локоть Русакова и отвожу его в сторонку. – давай попробуем пару ключей…
Подхожу к сейфу и достаю несколько листков из папки, полученной в Разведупре, только радиограммы из немецкого посольства за последний месяц.
– Катя! – Подзывает он оператора печатающей машинки. (Я вздрагиваю). – набей ленты. Девушка, чем-то похожая на мою Катю, садится за пульт станции подготовки перфолент и деловито стучит по клавишам. В такт им чёрная целлулоидная лента «Кодак» вздрагивает и шагает наружу из щели пузатого перфоратора. Ваня на наборном поле при помощи коротких перемычек коммутирует гнёзда «виртуальных роторов» в соответствии с проверяемым ключом.
Через пять минут перед мной ложатся распечатки дешифрованного текста первого ключа, ещё через такое же время – распечатки второго. Рядом со мной за столом сидит другая девушка – Соня, маленькая и худенькая, знает немецкий. Мы уже пару раз с ней работали вместе на дешифровке.
«Белиберда. Мимо… Неужели пустышку тянем? Бросить»?
Но давняя привычка доводить все дела до конца берёт верх.
– Ваня, давай попробуем зацеп перенести с последней позиции в первую… Роторы «Энигма» устроены таким образом, что когда первый ротор, пройдя все двадцать шесть позизий делает полный оборот, его концевой зацеп поворачивает второй ротор на один шаг. Когда второй ротор сделает полный оборот – на один шаг повернётся третий. И так далее…
– Лучше сразу на одиннадцатую, – забавно картавит она, подсовывая мне распечатку. – вот посмотрите, Алексей Сергеевич, в этом сообщении, вот этот кусок: мусор, затем – «… в ответ на…» и снова мусор. То есть, первый мусор – намеренный, чтобы осмысленный текст начинался не сразу в сообщении, а второй –
– Соня, да вы, прелесть… (лицо девушки стало пунцовым) какая, умница!
«Аккуратнее надо подбирать слова, они в это время ещё чего то значат. Коммутацией перемычек теперь не обойтись».
Будто подслушав мои мысли, Русаков бежит к шкафу, где лежат чертежи и схемы РВМ и из его недр на свет появляется чертёж-«синька»: тёмно-синий фон принципиальной схемы украшен хитросплетением светло-голубые линий-проводов и условных знаков.
– Коля, вот этот провод перекинь с первого контакта на третий. – Слышится его команда.
Ребята забегали: кто-то бросился нагревать паяльник, кто-то искать провод на месте. Через полчаса на столе перед Соней оказалась распечатка с расшифровкой, которая была переведена, пронумерована и подшита в тоненькую пока папочку.
– Ребята, не расхолаживаемся! – Звучит голос руководителя отделения. – Теперь зная ключ сообщения, ищем установки дня. (Соне). Сколько всего сообщений в этот день было?
– Четыре.
«Э нет, ребята, даже зная установки дня, дешифровать оставшиеся три сообщения без ключа быстро не удастся».
– Ваня, – подываю Русакова к себе. – ты лучше раздели ребят по пятёркам, итого – четыре смены по шесть часов.
Тот согласно кивает, а я, расписавшись у Сони, с папочкой под мышкой иду к себе, поразмыслить над текстом. Едва закрываю за собой дверь кабинета, как раздаётся звонок «вертушки».
– Алексей, – узнаю голос Кирова. – сейчас к тебе подъедет товарищ Берзин. Надо ему помочь, это по твоей части.
– Понял, я на месте. Жду. – Исключать возможность прослушки нельзя, поэтому стараемся обходиться без лишних подробностей.
Не успел положить трубку, как звонок по внутреннему телефону с проходной.
– Товарищ Чаганов, к вам посетитель.
Ян Карлович, бодрый и чисто выбритый, как только мы оказались наедине у меня, без слов протягивает «пятачок».
«Понятно, не работает, надо починить. Но посылать с этим целого начальника Разведупра – это перебор»…
Так же без слов достаю из ящика стола инструменты и осторожно открываю эбонитовую крышку. В нос бьёт резкий запах. Стеклянная колбочка – вдребезги, электролит растёкся по коробочке, залив туннельный диод и разъев подходящий к нему контакт…
– Быстро надо исправить, – Берзин, склонившийся над моим столом морщит нос. – через полчаса «шайба» должна быть на месте.
– Это невозможно – вздыхаю я. – вот эта пуговка (показываю на диод) вышла из строя. Её надо заменить, но запасных нет (точно знаю).
Расстроенный Берзин проводит ладонью назад, убирая со лба свои жёсткие волосы.
– Придумай что-нибудь, Алексей, – с чувством говорит он. – наиважнейшая операция срывается.
«Придумай… ну что тут придумаешь»?
– Пойдём погуляем. – Прячу папку в сейф и беру посетителя под руку.