Чаганов: Война. Часть 3
Шрифт:
– А почему повязка на ноге?- ехидно щурится Берия.
– Сползла,...- криво улыбается Бажанов.
Следователь удивлённо переводит взгляд с одного на другого.
– ... В боевых действиях не участвовал,- продолжил арестант со вздохом,- случайное ранение получил в тылу при атаке финских войск на Ставку своего главнокомандования...
– Вы находились во время боя в Ставке?- лицо Берии становится каменным.
– Да, находился.
– С какой целью?- нарком занимает место следователя, прогнав того со стула нетерпеливым жестом.
– Надеялся встретиться
– Вы правильно решили, Бажанов... у вас единственная возможность избежать высшей меры наказания по статье за измену Родине- это рассказать всё, что вам известно о РОВСе, военной эмиграции, словом о значительных людях, с которыми вы встречались за границей... Товарищ Рясной, вы свободны, пригласите сюда товарища Меркулова.
– Мне бы хотелось получить гарантии сохранения жизни от Сталина,- красная волна загуляла вдоль шрама арестанта.
– Вы кем себя вообразили?- пенсне падает с носа наркома,- вы не в том положении, чтобы ставить условия. Слова наркома внутренних дел вполне достаточно. Кстати, чтобы рассеять все ваши сомнения, скоро вы встретитесь на очной ставке со своим старым знакомым- Троцким. Да-да, на самом деле он жив и здоров, пишет свои мемуары. У вас, кажется, тоже есть склонность к литературе... Но это потом, а сейчас есть совершенно неотложные вопросы, которые надо прояснить: вы встречались с Маннергеймом?
– Встречался, 15 февраля. На следующий день он был отстранён от должности группой офицеров генштаба и посажен под домашний арест. Затем освобождён из под стражи другой группой, прибывшей с фронта и в тот же день, по слухам, на поезде отбыл в город Оулу, что на шведской границе.
* * *
Сильно обогнав 'прикреплённого' из ВОХРа, навстречу сильному ветру по запорошенной снегом дорожке бегу от Главного корпуса к 'котлу'. Заметив меня, два охранника открывают тяжёлую стальную дверь и пропускают внутрь пристройки. За второй дубовой дверью в небольшую комнату набилась куча народу, в центре которой возвышалась голова Курчатова.
– Все наверх,- даёт он команду в микрофон, неотрывно глядя на 'большой' телевизионный экран, стоящий на возвышении.
– Здравствуйте, товарищи,- повышаю голос, чтобы перекричать сирену, вой которой доносится снизу из реакторного зала,- прошу простить за опоздание.
– Как раз успели, Алексей Сергеевич, сейчас начинаем, только закончили последний слой,- понеслось со всех сторон от 'апостолов' и технических помощников Курчатова.
– Продолжайте, Игорь Васильевич,- мне уступают место рядом с ним у пульта.
Тот дожидается пока на пульте погаснет индикатор с надписью 'Дверь Р.З.', одновременно с этим выключается сирена, и, поплевав на указательный палец, придавливает вниз большую красную кнопку 'Стержни'. Послышалось гудение электродвигателя и в движение приходит стальной трос с отметками белой краской через каждые 10 сантиметров. Все завороженно смотрят на полосатую 'змею',
Через несколько секунд, когда трос проходит через первую красную отметку, из громкоговорителя, подсоединённого через усилитель к датчику нейтронов, слышатся первые щелчки. Присутствующие затаили дыхание. Дробь в репродукторе становится быстрее, через несколько секунд он заговорил со скоростью пулемёта. Световые вспышки неонок на чёрном щите управления реактором сливаются в красновато-жёлтое сияние. Курчатов убирает палец с кнопки, переводит дыхание, затем молча проверяет показания немногочисленных приборов и снова решительно нажимает на кнопку. И бьющие по ушам щелчки наконец-то сливаются в один сплошной гул.
'Бушует атомное пламя, впервые в мире! Нас не догонят'!
– Ура-а-а!- нестройный хор присутствующих тут же умолкает, как только Курчатов поднимает вверх левую руку, правая продолжает давить на кнопку подъёма стержней.
– Давайте быстро взглянем какая критичность у 'котла',- его взгляд не отрывается он указателя мощности реактора,- а потом уж... и это, радио выключите.
Щелчок, стержни встали на концевик, правая рука нависает над кнопкой аварийного сброса стержней.
– Что-то совсем не растёт,- чешет мочку уха длинный худой Александров.
– Немного растёт, кажется,- тянет шею невысокий Зельдович.
– Упала, по-моему,- безразлично замечает Алиханов.
– Действительно,- загораются глаза у Курчатова,- немного подросла, а потом упала...
С минуту в комнате стояла напряжённая тишина.
– Опять начала расти,- замечает стоящий рядом со мной Харитон.
– Ребята, что у нас с теплоотводом?- Курчатов хватается за трубку местного телефона,- заслонка не двигается?
– Нет, Игорь Васильевич,- доносится из неё зычный голос,- как вы и сказали, открыта на полную.
– А что если нагревание урана и графита влияет на выход нейтронов?- подаю голос в полной тишине,- активная зона нагрелась, поток нейтронов упал, началось охлаждение, в результате, которого поток вновь вырос.
– А что очень может быть, Алексей Сергеевич,- поворачивается ко мне Курчатов,- очень даже... Давайте проверим...
– Игорь Васильевич!- в комнату влетает техник, измеряющий интенсивность измерений,- там до вашего домика излучение доходит!
Курчатов тут же стучит по кнопке, и перед глазами быстро замелькали белые и красные полоски на разматывающемся тросе.
'М-да, неаккуратно это мы, ведь есть же удалённый пульт управления'...
– Всё будем заканчивать, впредь на большую мощность будем пускать только на расстоянии,- виноватым голосом говорит он и тут же веселеет,- ура, товарищи! Прошу всех ко мне домой, это дело надо отметить. Разносолов не обещаю, но...
* * *
– А что, товарищ Чаганов,- перебивает меня захмелевший Зельдович,- ордена тоже будут закрытыми? Пощупать-то их позволят?
– Даже носить можно, но говорить за что на самом деле получены- нельзя,- ставлю пригубленный бокал на стол.