Чакра Кентавра (трилогия)
Шрифт:
— Милые вы мои (это уже гостям), вы познакомитесь с королем Алэлом и нашим зятем, Подковным эрлом Захео, за накрытым столом. А сейчас им приличествует умыться, ибо их огненные филактерии не подходят к праздничной трапезе.
Гости согласно закивали, а Юрг невольно почесал за ухом: от слова “филактерии” несло каким-то сморщенным старинным пергаментом или даже папирусом, ничего себе словарный запас у транслейтора! Только на Земле, кажется, это были тексты молитв или заклинаний, которые прикладывались к лицу — первозданные решили этот вопрос много проще: они прямо рисовали символы этих молитв па собственной коже — вероятно, за недостатком телячьей.
Царственные
— Дорогая Ушинь, — поспешила вмешаться принцесса, — если вас тревожат мои малыши, то достаточно какой-нибудь козьей шкуры, чтобы уложить их тут, в уголку — вон как они посапывают от здешних-то запахов!
— Нет–нет, моя милая, пас с королем встревожило исчезновение нашей младшенькой. Ведь она первая должна была бы приветить вас! Ари! Трусишка! Мы тебя ждем…
Она появилась из-за цветочной стены, словно прошла через нее — самая невзрачная из сестер, худенькая и словно пожизненно угнетенная собственной немиловидностью.
— Моя младшая — Ардиень. — Ушинь только назвала ее полным именем, но уже стало очевидно, кто па самом деле здесь была любимейшей дочерью. — Ну же, ручки–тонковеточки, мы ждем…
Только тут все вновь прибывшие обратили внимание на то, что на груди у девушки висел па ленте небольшой лоток; он был плотно уставлен какими-то разноцветными чашечками. Ардиень смиренно склонила голову и направилась к мохнатой шкуре, на которой уже мирно дышали — нос к носу — смуглый золотоволосый Ю–ю и белокожая Фирюза, чья головка была еле прикрыта черным пушком. Пальцы девушки сложились щепоточками и легко запорхали над головками младенцев. Юргу вдруг померещилось, что она творит какой-то очень земной старинный обряд, вроде крестного знамения. Но нет — Ардиень отступила на шаг, и стало видно, что она едва уловимыми прикосновениями украсила лобик девочки чем-то вроде василька, а па щечках ненаследного принца появились контуры легко угадываемых крыльев. Малыши даже не проснулись, только Ю–ю сморщил свои августейший нос.
— А меня?.. — не замедлил выступить Харр по–Харрада.
Что-то вроде улыбки промелькнуло на невзрачном личике; Ардиень вытерла руки о передник, и тогда стало видно, что в каждой из них — коротенькая кисточка. Она обмакнула их в чашечки, взмахнула руками — двигались они с непредставимой быстротой и независимо друг от друга — и через две секунды на черных руках менестреля появилось изображение пылающего меча и летящей кометы. Девушка снова вытерла кисточки о передник и обернулась к моне Сэниа. На секунду ее глаза расширились, словно она увидела что-то, окружающее принцессу неуловимым для остальных ореолом, потом осторожно взяла ее левую руку и на тыльной стороне ладони осторожно нарисовала черное солнце. Не делая ни малейших попыток объяснить свои действия, она отвернулась от принцессы и приблизилась к командору, не поднимая глаз. Он, словно угадав ее просьбу, протянул ей левую руку. Ардиень взмахнула кисточками, и на ладони Юрга появился едва означенный светлый сиреневатый крест, нежный косой росчерк, как бы печальный знак неприкасаемости.
Что-то подтолкнуло Юрга, и он, поднеся свою руку к губам, почтительно поцеловал этот крест.
Но тут снизу раздался шум
Снизу, с невидимой отсюда пристани, раздавался сдержанный гул голосов.
— Ардиень, у дворца ждут подаяния, — негромко, но отчетливо произнесла старшая из сестер.
Девушка завела руки за спину, чтобы развязать тесемки передника, и только тут стало видно, что беспорядочные цветовые пятна, оставшиеся от прикосновения кисточек, сложились в диковинный узор, напоминающий, хотя и отдаленно, летящего зимородка с огненной стрелою в клюве.
— Высокие гости могут истолковать чародейный узор по разумению своему, и будет им дано по речению их, — возгласила Радамфань торжественным тоном верховной жрицы.
Чувствовалось, что она привыкла выступать в роли хранительницы семейных и исторических традиций. Для маленького островного королевства это выглядело чуточку смешно. Тем не менее Юрг, не теряя почтительного выражения, поклонился какой-то средней точке между расписным фартуком, Радамфанью, застывшей в позе Геры, и королевской четой:
— Благодарю за честь и за доброе предзнаменование, ибо синяя птица па моей родине является символом исполнения желаний.
— Ну да, — не замедлил вмешаться Харр, — только предварительно придется врезать кому-то между глаз огненной стрелой!
— Да будет так, — сказал король Алэл.
Ардиень встряхнула передник и, подбежав к перилам, бросила его вниз. Ветер подхватил расписное полотнище, а взрыв нетерпеливых криков и топот подсказали, что на берегу началась погоня за летучим “подаянием”. Между тем король подал руку моне Сэниа и почтительно повел ее к столу; старшие сестры привычно и не столь торжественно повлекли под обе руки принца–консорта, так что опять осталось в тайне, с которой из них он повенчан. Юрг, мгновенно сориентировавшись, стал спутником улыбающейся Ушинь, а менестрель суетился вокруг младшенькой, помогая ей освободиться от лотка с красками и что-то нашептывая ей на ухо, что она воспринимала с плохо скрытым недоверием.
Мир и благодать воцарились за простым дощатым столом, единственным украшением которого были створки великолепных раковин–жемчужниц, заменяющие собой блюда и тарелки. Церемонности больше не было — сестры в четыре руки обихаживали консорта, король, орудуя костяной вилкой и грубоватым кинжалом, разделывал запеченного гуся — или какую-то другую водоплавающую птицу, а Харр щелкал орешки для Ардиени. Внезапно мона Сэниа вздрогнула и едва удержалась от пугливого восклицания: перед ее прибором неизвестно откуда появилось то пучеглазое шестиногое существо, которое привозила с собой в корзиночке королева Ушинь. Существо присело па задние конечности — теперь было видно, что они принадлежат отнюдь не насекомому, а некрупному зверьку вроде ласки, только средняя пара торчит коленками наружу. Перетянутое в талии, как у жужелицы, тельце было покрыто темно–бурым ворсом или шерсткой, а аккуратная мордочка с кончиком розового язычка ну никак не сочеталась с огромными фасеточными глазами, над которыми подрагивали два антенных завитка мотыльковых усиков. Существо протянуло нежную аккуратную лапку — совсем как благовоспитанная крыса — и взяло с ракушечной тарелки кусочек хлебной лепешки.