Чакра Кентавра (трилогия)
Шрифт:
— Это один из наших свяничей, — сказала Ушинь. — Этого сладким не кормите, а то он последнее время что-то почесываться стал.
— А что за зверь? — спросил Харр. — Мышей-то хоть ловит?
Шамшиень, не сдержавшись, фыркнула.
— Сие не зверь, — наставительно заметила Радамфань, — а игрушка вечных богов. В домах он переносит и хранит их силы.
— Понятно. Домовой. — Юрг сам улыбнулся этой мирной допотопной ассоциации. — Нам бы в Бирюзовый Дол такого.
— Не вашего он племени, — неожиданно возразил Харр. — С вами-то ему, поди, тоскливо будет. Облиняет. Не давай ему зверя, королева!
Ушинь почему-то жалобно и просительно глянула на короля, словно напоминая ему о каком-то давешнем разговоре. Но Алэл едва заметно мотнул головой. Королева разочарованно
— Я все время думаю, как бы наградить тебя за твою доброту, милый человек…
— А ты отдай за меня одну из твоих дочек!
Сломанная вилка хрустнула в руке короля. Ушинь заморгала, и па ее серебряных ресничках показались слезы. Радамфань сделала глотательное движение и выпрямилась, словно при этом почувствовала в пищеводе полуметровую кость. Шамшиень презрительно выпятила и без того отвислую нижнюю губу. Ардиень впервые лучезарно улыбнулась. Юрг проклял бесчувственность менестрелевых ножищ, по которым он бешено и безуспешно пинал.
И только Подковный эрл продолжал невозмутимо жевать.
Наконец Ушинь справилась с собой:
— Прости нас за наше замешательство, дорогой гость, и не прими за обиду невольный отказ: это невозможно вовсе не потому, что ты, в отличие от твоего спутника, не королевской крови. Просто все три наши дочери уже замужем.
— Это еще за кем? — вопросил так и не угомонившийся Харр по–Харрада.
— За принцем Захео, Подковным эрлом Дымноструйных островов.
Дымноструйный консорт продолжал жевать.
XI. Обретенная мумия
Шоковое состояние, понемногу освободившее от напряжения хозяев, теперь наложило холодную лапу на гостей.
— Почему это вас удивляет? — мягко, чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Алэл. — Первозданные острова должны иметь наследника, которому я мог бы передать свое умение повелевать всеми пятью стихиями. Без этого Первозданные острова остались бы беззащитными после моей смерти.
— А что, король, — бесцеремонно спросил Харр, — все пять стихий не могут сделать тебя бессмертным?
— Смерть — шестая стихия, которая мне не подвластна.
— Пх, — фыркнул менестрель отнюдь не мелодично, — и всем-то подавай монарших отпрысков! А может, твоим царевнам простые рыбаки приглянулись?
Юрг пнул его так, что стол подпрыгнул.
— Мои дочери чтят заветы предков, — горделиво улыбнулся король, — и послушны добрым советам отца.
Ушинь едва слышно вздохнула.
— Ну а не случилось бы подходящего принца — что тогда? — не унимался несостоявшийся жених.
— Не знаю, — отрезал властитель заброшенного архипелага. — Такого еще с Первозданными не случалось. Правда, раньше, кроме царствующей, имелось две королевские ветви — еще и на Мелководье. Туда же и отдавали младших отпрысков нашего рода. Но с некоторых пор…
Он замолчал, что-то припоминая. Юрг невольно покачал головой: такие тесные скрещения судеб уже через десяток поколений могли дать плачевные результаты. И, похоже, дали.
— И… давно ли установился такой обычай? — спросил он осторожно.
— С тех пор как наши предки заселили Первозданные острова. Впрочем, лучше меня об этом поведает вам Радамфань. Прошу тебя, милая.
Последние слова короля, однако, относились не к старшей дочери, а к младшей — та проворно соскочила со своего места, подхватила кисточку и, приблизившись к Радамфани, легким росчерком обозначила на тыльной стороне ее ладони соблазнительные полуоткрытые уста — надо сказать, гораздо более привлекательные, чем у островной Клио. Затем она не вернулась на свой уголок стола, а присела на козью шкуру рядом со спящими малышами и, обхватив коленки руками, приготовилась слушать.
Хранительница преданий затерянных островов, по непонятной ошибке прозванных Лютыми, торжественно выпрямилась, словно заглотив очередную кость, и начала свое повествование. Как следовало из ее рассказа, отселение джасперян на пустынный архипелаг началось еще до наступления Темных Времен. Когда-то в древности все жители центрального континента, называемого сейчас Равниной Паладинов, одинаково
Харр, похоже, чуть было не брякнул, что своим появлением здесь он-то обязан отнюдь не херувимам, а самым обычным соплеменникам уважаемой рассказчицы, и благодарственным молитвам он предпочел бы кувшин доброго вина, но укоризненный взгляд моны Сэниа подействовал на него гораздо результативнее, чем все пинки командора.
Радамфань между тем продолжала свой рассказ. Первоначально никто из обитателей зеленой планеты не умел мгновенно переноситься из одного места в другое, и совершенно непонятно, когда эта способность появилась. Одни считали это даром Запредельного Херувима, другие полагали, что тут вмешался безымянный демон, надеявшийся таким образом заставить жителей Джаспера переселиться в какой-нибудь другой мир. Поначалу смельчаки, подымавшиеся высоко в небо или даже за пределы его голубизны, погибали, задохнувшись прежде, чем успевали вернуться. Но разведение жавров позволило создавать легкие скафандры и неуязвимые корабли. Началась сказочная эпоха вселенских полетов, принесших Джасперу изрядную долю диковинок и сокровищ — и ни с чем не сравнимое богатство знаний. Зеленый мир вступил в пору буйного цветения.
Но одновременно возникла и скорбная тень, всегда сопутствовавшая вспышке света: внезапно обнаружилось, что очень небольшое, но все-таки ощутимое в пределах планеты, число джасперян этим даром перехода через НИЧТО не обладают, как во все времена рождались и слепцы, и глухонемые. И эти несчастные начали чувствовать себя незаслуженно обойденными судьбой; веяния гуманизма, всегда несколько отстававшие от технического развития, еще не облагородили умы, и к обездоленным соплеменникам начали относиться как к париям. Но сознание собственной неполноценности, как это часто бывает, заставило этих людей объединиться под знаменем любой идеи, которая компенсировала бы им отчуждение от общей массы.
Так появилась идея Первозданности, слепленная из старинных верований, уже порядком позабытых в пьянящей атмосфере безбрежности распахнувшейся Вселенной и пророческой убежденности в том, что покидающих Джаспер обязательно постигнет кара за отрыв от родной земли. И эта беда минует только тех, кто блюдет в чистоте заветы предков. К счастью, никому в голову не пришло, блюдя сии заветы, вернуться в пещеры, одеться в звериные шкуры и предаться каннибализму — отверженные, назвавшиеся первозданными (в отличие от “перелетных”, как презрительно именовали они всех остальных обитателей собственного мира), просто основали что-то вроде обширного монастыря на одном из болотных островов и предались занятиям магией. К собственному удивлению, они весьма в ней преуспели — вероятно, все-таки какие-то крохи инопланетных знаний, от которых трудно было полностью изолироваться, помогли им в этом; верховный жрец, поклонявшийся поочередно всем пяти богам, добился того, что болотные воды начали отступать, а чистые подземные — бить хрустальными ключами под его жезлом; ветры стихали, чтобы не тревожить зреющий небогатый урожай, а рукотворный огонь обогревал невоспламеняющими шарами убогие жилища. Дети начали рождаться здоровыми и выносливыми, но ни один не приобрел греховного свойства летучести. Затерянная в восточных болотных краях (тут Юрг с принцессой переглянулись), немногочисленная община процветала, изредка принимая таких же, как они сами, изгоев.