Чакра Кентавра (трилогия)
Шрифт:
— Удача? — Сэнии не могла поверить в провал своей затеи.
— Полный крах, — прошептал он еле слышно. — Я никогда не задумывался над тем, как мы, крэги, общаемся друг с другом; так вот, мы слышим только те мысли, которые обращены к нам. Со мной же никто не хотел разговаривать. Мои бывшие собратья презирали меня еще сильнее, чем люди. До меня долетали только упреки в том, что я забыл свой долг — и по отношению к людям, и перед всеми крэгами…
— О, древние боги, и ты пять дней терпел эту травлю? — воскликнула принцесса, хотя вопрос был явно риторическим. —
— Да. Она оказалась белой. Вероятно, для того, чтобы увидеть изображения, потребуется настоящий крэг, а не такой изгой, как я.
Мона Сэниа осторожно сняла птицу со спинки кровати и прижала к себе, словно отогревая:
— Мы больше никогда не заставим тебя так страдать, слышишь, Кукушонок? Я клянусь тебе в этом честью своих трех имен, каждое из которых не запятнано. Но пойми и ты нас: мы думали, что крэги примут тебя так же, как семейство верховного судьи приняло Пыметсу, с состраданием к его раскаянию; мы надеялись, что твоим зрением он увидит магические карты, которые нам так нужны…
— С состраданием? — пернатое создание завертело головкой, словно пытаясь разглядеть насмешку на лицах Юрга и Сэнни. — Да все семейство, включая приживалов, издевалось над Пы с утра до вечера! Иначе как “Пестрей” — это из-за меня — его и не называли.
— О древние боги, и он терпел целых пять дней!
— Теперь я понимаю почему, — прошелестел Кукушонок, — мы вместе должны были открыть тайну карт — и не сумели…
— Да не вини себя, дружище! — Юрг как мог вложил в свои слова максимум убежденности, но на Кукушонка, по–видимому, это слабо подействовало, потому что он расправил крылья и, взлетев на выступ полки, нахохлился еще больше. — Ну не знали мы, что тут требуется настоящий, густопсовый крэг, с которым остальные пошли бы па контакт… Только вот такого на Игуане нет и не будет.
— А если — будет? — еле слышно донеслось сверху.
Кукушонок, спрятавший голову под крыло, отчего он окончательно стал похож на спящую курочку–рябу, казалось, сам испугался собственных слов.
— Ты что, хочешь кого-то сюда пригласить? — осторожно осведомилась принцесса.
— О, конечно нет! Но крэги напомнили мне о моем долге перед людьми — ведь если у новорожденного младенца отсутствуют крэги родителей, то позаботиться о нем должен ближайший крэг.
— Ну ты и заботился — и с Юхани возился, и с Фирюзой.
— Нет. Не то. Когда исчезло яйцо, предназначенное маленькому Ю–ю, кругом было много различных моих собратьев, и думаю, что кто-то из них позаботился бы о маленьком принце, если бы вы не бежали с Джаспера. Но когда родилась Фирюза, я был здесь один, и я почувствовал… крэги объяснили мне, что это значило. Я должен снести яйцо.
Минуты две стояла обморочная тишина.
— Сюрприииз… — высказался наконец Юрг.
— Минуточку… — Мона Сэниа вскинула руки, словно призывая ко вниманию целую толпу. — Но ведь там, во дворце Оцмара, на картине было два крэга — Кукушонок и еще один, светленький такой; значит, так тому и быть! Это к
— Гм, дорогая, но ты ведь знаешь, что крэги делают с новорожденными… — не сдавался встревоженный отец.
— А кто говорит о новорожденных? Кукушонок воспитает своего сына на отдаленном островке, выстроим там ему хоромы; при них постоянно будет находиться кто-то из дружины, на предмет правильного воспитания. Рано или поздно Пы сможет вернуться в свое поместье уже не как презираемый блудный сын с пестрым и, главное, с чужого плеча, крэгом — а в качестве законного преемника своего достославного папеньки, и с молодым и прекрасным поводырем. Все в лучших традициях!
— Боюсь, Сэннюшка, у тебя острый приступ оптимизма. Ведь на это уйдут по меньшей мере годы… Кстати, когда это ты должен, с позволения сказать, разрешиться?
— Сегодня ночью.
— И ты молчал, курицын сын! Если б не этот разговор — что бы ты делал с яйцом?
— Я уже думал. Я снес бы его в море…
— Сынишку утопить? Ну, Кукушонок, я знал, что у вашего брата всего одна капля крови, но вот сколько мозгов…
— Не смей на пего кричать! — взъярилась Сэнни. — Ты что, не понимаешь, что он собирался сделать это из любви к нам?
Юрг, ошеломленный ее тоном, потряс головой, словно пытался вытрясти из ушей визгливые нотки, а потом внезапно схватил жену в охапку и закружился по тесному кораблику:
— Бесценная моя супруга, поздравляю тебя: у пас первая настоящая семейная перепалка. Счастлив, что по достойному поводу.
— Ну что ты радуешься? — Сэнии, как это водится у прекрасной половины рода людского, всегалактического, отбивалась демонстративно и безуспешно.
— Что? Да то, что у нас всю жизнь будут поводы праздновать что-то в первый раз. Первое знакомство. Первая ночь. Первый сын. Потом второй сын. Потом третий…
— Вторая дочка.
— Нет, сын!
— Нет, дочка!
— Ах, так? Сейчас мы проверим это экспериментально…
— Веди себя прилично! Мы не одни.
— Ох, Кукушонок, прости. Мы совсем про тебя забыли. О чем… А, яйцо. Ты его что, высиживать будешь? И долго?
— Яйцо должно омываться лунным светом. Через девять дней из него появится птенец.
— И только годам к пятнадцати превратится во взрослого петуха.
— Если будет расти вместе с ребенком. Но рядом со взрослыми людьми это произойдет в считанные недели — уж я — то это знаю, пестрые крэги, появляющиеся взамен…
— Не вспоминай об этом, дружище. К тебе относились по–свински, но это закончилось раз и навсегда — во всяком случае, пока мы существуем на этом белом свете. А уж твоего скворчонка мы выпестуем будь здоров…
— Не опережай событий, муж мой, любовь моя. Прежде всего следует позаботиться о яйце.
Она выскочила из кораблика и чуть не наткнулась на Пы, который, сидя прямо на земле, угрюмо подрезал кинжалом стебельки беззащитных колокольчиков. Тихрианский рыцарь, расставив ноги, что делало его похожим на гигантский циркуль, высился перед ним в назидательной позе.