Чародей поневоле (сборник)
Шрифт:
Толпа встретила очередное известие радостным ревом.
— Теперь Йорик, видимо, сообщил им о том, что он станет их вице-королем,— сухо отметил Бром.
Род кивнул:
— Логично.
Последовала пауза. А потом они услышали театральный шепот Йорика:
— Уместно было бы произнести речь, сир.
Пауза затянулась, а потом Туан вскричал:
— Я — ваш новый правитель!
А Йорик прорычал перевод.
Толпа снова одобрительно взревела.
— Теперь они поняли, что конкуренции не предвидится,— пробормотал Род.
Туан
— Я — ваш новый правитель и никогда не обижу вас. Но я не могу остаться здесь с вами и потому оставляю вам вице-короля. Вы звали себя народом Кобольда… и поклонялись гоблину… и называли его своим богом. Но этот бог был ложным… и это можно было понять… по тому, что он требовал вашего поклонения… а поклоняться можно только невидимому Богу, Единому и Истинному. Я не стану требовать от вас такого поклонения… всего лишь верности и мира. А покуда вы будете верны мне и моему вице-королю, я буду верен вам.
— Неплохо у него получается, а? — негромко проговорил Род.
Бром и Гвен кивнули.
— И всегда получалось,— сказал карлик.— Вот у тебя получится или нет?
Род нахмурился:
— Ты о чем? Мне-то не надо никаких речей говорить!
— Не надо,— согласился Бром.— Да вот только тебе придется теперь быть главным советником сразу у двух народов и силой, стоящей за двумя тронами одновременно.
— О…— Род вытянул губы трубочкой.— О да, я тебя понял. Но, честно говоря, Бром, даже не знаю, управлюсь ли я со всем этим.
— И верно,— сочувственно проговорила Гвен.— Ведь две страны отстоят друг от друга более чем на тридцать лиг!
— То-то и оно,— тяжело вздохнул Род,— А ведь на самом деле я не могу находиться в двух местах сразу, верно?
Очарованный чародей
Пролог
Первую мессу, которую отслужил Папа Иоанн XXIV, весь мир смотрел по каналам топографического телевидения. Вторую он служил на следующее утро в присутствии горстки верных клириков в маленькой часовне, неподалеку от своих покоев. Мало кому захотелось подниматься в пять утра даже ради мессы, которую служил Папа.
После легкого завтрака — он остался верен странному древнему обычаю служить мессу на голодный желудок, хотя его личный врач говорил ему о том, что глоток вина по утрам ему не слишком полезен,— Папа сел за письменный стол и приступил к первому дню исполнения своих обязанностей.
Освоиться на новом месте он, можно сказать, не успел. Вошел кардинал Инципио с полным ящиком облаток под мышкой.
— Доброе утро, ваше святейшество.
— Доброе утро, Джузеппе,— ответил Папа, оценивающе взглянул на объемистый ящик и надел стихарь.— Ну что ж, приступим. Ну, что у тебя там для меня?
—
Папа уставился на конверт размером девять на двенадцать дюймов.
— Считай, что ты меня уже заинтриговал. И что же это, во имя всех звезд на небе, такое?
— Конверт,— объяснил кардинал Инципио и со всей торжественностью подал конверт Папе,— Только осторожно, ваше святейшество, он очень старый.
— Конверт,— повторил Папа и нахмурился.— Конверт — это обертка для послания. Но такой огромный! Да… Наверняка он очень-очень старый!
— Очень-очень,— пробормотал кардинал Инципио, но Папа Иоанн его уже не слушал. Он не спускал глаз с надписи на конверте, сделанной размашистым почерком:
Распечатать:
Его Святейшеству, Папе Иоанну XXIV
23 августа 3059 г.
По спине Папы Иоанна побежали мурашки.
— Он пролежал очень долго,— стал рассказывать кардинал Инципио.— Его оставил доктор Ангус Мак Аран в тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. — Папа молчал. Кардинал, заметно нервничая, продолжал рассказ: — Просто удивительно, как это о нем не забыли, ведь конверт все время хранился в сейфах. Но конечно, он герметически запечатан.
— Конечно,— кивнул Папа и оторвал взгляд от конверта.— Тысяча сто пять лет. Но как он мог знать, что именно в этот день я стану Папой?
Кардинал Инципио только развел руками.
— О, несомненно, несомненно.— Папа покраснел.— Ты ведь не можешь этого знать. На самом деле, по идее, это я должен был бы знать, почему это так, но, боюсь, непогрешимость Папы имеет отношение только к делам церковным, да и то только тогда, когда я на кафедре… Впрочем, что же это мы! Нет смысла вот так сидеть и гадать, что, как и почему.
С этими словами он взял со стола нож для разрезания бумаги и вскрыл конверт. Бумага издала просто-таки костный хруст. Кардинал Инципио не удержался и ахнул.
— Понимаю,— сочувственно глянул на него Папа.— Смахивает на кощунство, верно? Но ведь его следовало открыть.
С предельной осторожностью Папа вытянул из конверта единственный листок бумаги.
— На каком языке послание? — еле слышно вымолвил кардинал Инципио.
— На раннем международном английском. Переводчик мне не понадобится.
Еще будучи кардиналом Калумой, Папа Иоанн ухитрялся выкроить время для того, чтобы время от времени посещать курс сравнительной лингвистики. Он быстро пробежал глазами потускневшие от времени буквы, затем прочитал послание более медленно и внимательно, после чего оторвал взгляд от листка бумаги и воззрился в пространство. Его смуглое лицо стало еще более смуглым.