Чародей с гитарой. Том 1

Фостер Алан Дин

Они на цыпочках вышли из кладовки и двинулись между рядами спящих подростков. Все питомцы Друзей Улицы выглядели стерильно чистыми и ухоженными. Их прически заставили бы любую модницу позеленеть от зависти: волосок к волоску, шерстинка к шерстинке. Как и в столовой и в вестибюле, здесь царили уютная прохлада и безупречная чистота.

— Не вижу признаков дурного обхождения, — произнес Джон-Том, переходя от кровати к кровати.

Мадж с сомнением покачал головой.

— Слишком опрятно тут, кореш. Слишком клево.

Они пересекли длинный дортуар

из конца в конец, но Глупости не нашли. Следующая дверь тоже оказалась запертой.

— И еще одно, чувак. Слишком много замков. — Мадж снова запустил шило в замочную скважину.

За дверью они обнаружили короткий коридор и слева — лестницу, ведущую вниз. Пройдя по коридору, Мадж снова пошуровал в замке, и друзья приступили к осмотру второй спальни.

Их шаги заглушались покряхтыванием, посвистыванием и похрапыванием. В центре зала они увидели Глупость. Джон-Том осторожно потряс ее. Она повернулась на спину, разлепила веки... И с трудом подавила крик.

По распахнутым во всю ширь глазам, по напряжению тела, по выражению лица безошибочно угадывался страх. Почти так же девушка встречала каждое появление Корробока на палубе пиратского корабля.

В следующее мгновение она узнала юношу, обняла и заплакала.

— Джон-Том! Джон-Том! И Мадж! Я думала, вы обо мне позабыли. Думала, ушли, а меня бросили.

— Нет, Глупость, мы тебя не забыли. — Он остро ощутил нежные округлости под тонкой ночной рубашкой и мягко отстранил девушку. — Что случилось?

Она затравленно огляделась.

— Вы должны вызволить меня отсюда! И побыстрее, пока не пришел ночной патруль.

— Ночной патруль? Может, ты имеешь в виду нянечек?

— Нет, я имею в виду патруль. Тут строжайше запрещено вставать после отбоя с кровати. Если тебя застанут на ногах, то изобьют. Не так сильно, как Корробок, но тоже мало не покажется.

— Но мы были тут недавно и не увидели никаких признаков...

— Кореш, не будь дураком, — нервно произнес Мадж. — По-твоему, опекуны этих богом обиженных настока глупы, чтоб колошматить их у всех на виду?

— Нет, конечно. Так тебя били?

Глупость сплюнула на пол.

— Только из любви ко мне. Здесь тебя дубасят ради твоего же блага. Бьют в классе, если не выучил урок. Бьют в столовке, если неправильно держишь нож. Бьют, если не скажешь «да, господин» или «нет, госпожа». А иногда, кажется, здесь бьют забавы ради, просто чтобы напомнить тебе, какой мерзкий мир ты оставил за этими стенами. — Ее ногти глубоко вонзились в руку Джон-Тома. — Джон-Том, ты должен вытащить меня отсюда.

Он не мог знать, насколько правдивы ее обвинения, но отчаяние в голосе звучало достаточно искренне.

Мадж стиснул рукоятку короткого меча.

— Приятель, давай-ка не расслабляться. Смотри, кой-кто из детенышей уже шевелится.

— Я начеку. — Джон-Том повернулся к соседней койке, принадлежавшей пуме в точно такой же, как на Глупости, черной ночной рубашке. Она села, протирая глаза.

— Глупость правду говорит? — спросил он молоденькую кошку.

—

Кто... Кто вы? — испугалась самочка. Глупость поспешила ее успокоить.

— Все в порядке. Это мои друзья.

— А ты кто? — спросил, в свою очередь, Джон-Том.

— Меня зовут Мэйеалн. — К изумлению молодого человека, она шумно засопела. Он еще ни разу не видел плачущего представителя семейства кошачьих. — Сударь, по... пожалуйста, помогите и мне выбраться отсюда.

Ее голос вызвал каскад жалобного и робкого шепота:

— И мне, господин.

— И мне!

— Мне тоже...

Все обитатели дортуара проснулись и столпились вокруг койки Глупости, чтобы гладить взрослых и на разных диалектах умолять о помощи. По десяткам спин, обтянутых черной тканью ночных рубашек, взволнованно хлестали хвосты.

— Я не понимаю... — промямлил Джон-Том. — С виду у вас так мило... Но они, конечно, не должны наказывать вас по любому поводу.

— Если бы только это, — вздохнула Глупость. — Тебе еще не бросилось в глаза, как тут идеально?

— Ты хочешь сказать, чисто?

Она отрицательно покачала головой.

— Не просто чисто. Стерильно. Горе тому из нас, кто попадется с пятнышком грязи или ниткой на одежде. От нас требуют идеала во всем — в поведении за столом, учении, богослужении, — чтобы к тому времени, когда мы достаточно состаримся для возвращения на улицу, воспитать из нас идеальных граждан. Надзиратели — вся банда — выпестованы здесь и другой жизни не знают. Это отпетые подонки. Мы носим только черное, ведь живые цвета отвлекают. Никаких поблажек — танцев, пения и прочего. Может, у пиратов все шуточки грубы и жестоки, но в них хоть юмор есть. А в этой тюряге — ни тени юмора.

Мэйеалн выскользнула из постели, села на пол и прижалась к ногам Глупости.

— Есть еще кое-что, — взволнованно прошептала она. — Расскажи им.

— К этому-то я и веду. — Глупость нервно оглянулась на дверь в дальнем углу комнаты. — Поскольку веселье и развлечения образцовой личности строжайше противопоказаны, то чуть пи не в первую очередь от тебя требуют соответствия идеалу именно в этом отношении.

Мадж нахмурился.

— Милашка, а попроще нельзя?

— Я имела в виду, что никакие приятные пустяки не должны отвлекать нас от главной цели — превращения в идеальных граждан.

Выдр вытаращился на нее, затем окинул изумленным взглядом разношерстную компанию подростков в черном.

— Господи, куда нас занесло? Что за дьявольское логово? Так, значит, каждый из этих...

Она гневно кивнула.

— Да. Большинство. Самцы оскоплены, самки стерилизованы. Достижение совершенства путем устранения чувственных помех. Завтра должны прооперировать меня.

— Против твоей воли? — Джон-Том вырывался из бульдожьей хватки холодного, клинически чистого ужаса.

— А что мы можем поделать? — тихонько всхлипнула Мэйеалн. — Мы все сироты, кто за нас заступится? А у Друзей Улицы превосходная репутация, городские власти ценят их за идеальный порядок в приюте.