Чародей среди Чародеек
Шрифт:
Хозяин Чёрной Башни, властелин Малазана и окрестных миров тяжело вздохнул. В старой душе шевельнулся червячок вины. Впрочем, для древнего мага не составила труда раздавить ненужную эмоцию в зародыше. Не он сводил изгнанницу клана дроу с потомком своего выродка. Не он заставлял их трахаться. Проклятье! Уж никак не он вкладывал в бошки иллитири и своего потомка мысли об извращённом соитии между их народами. Как вообще…
— Трахать Дивную… — лицо старика скривилось в гримасе отвращения. — Извращенцы! Порченые! Мерзость какая! Фуриёбы сраные! Зоофилы!
Старика передёрнуло, и в тот же миг перед ним, на столике из
— Спасибо, малыш, — вздохнул старик, схватив чашу, и сделав несколько больших глотков. — Давай ещё запустим мою любимую.
Чародей, кряхтя встал с кресла под раздавшуюся со всех сторон мелодию. Реалити-шоу это, конечно, хорошо, но у него ещё полон рот забот о своих мирах…
«А моей женой накормили толпу,
Мировым кулаком растоптали ей грудь,
Всенародной свободой растерзали ей плоть,
Так закопайте ж её во Христе! Ведь…»
Не особо громко, но отчётливо разносились слова совершенно не местной песни по чёрной башне мага, пока её хозяин занимался своими делами.
— Всё идёт по плану… — подпевал старик, нахмурившись вчитываясь в отчёт магического помощника о эпидемии, начавшей бушевать на одном из его миров. Надо бы что-то предпринять, потому что… — Всё идёт по плану!
* * *
— Вставай! — над спящей женской фигурой склонилась ещё одна, похожая, словно отражение. — Быстрее просыпайся!
— Проклятье, сестра, — недавно уснувшая первая проснулась, но глаз не открывала. — Я только легла, чего тебе надо?
— Я его слышала! Вставай! Я слышала своего мальчика!
— Ты… — лежащая на спальнике женщина открыла глаза, уставившись на вторую. — Ты уверена? Где?
— Близко! Где-то близко! Сотня… может две сотни миров от нас! Всплеск, был всплеск крови! Я услышала его! Он… он был напуган! Ему было больно! Вставай, быстрее! Мы должны…
— Чтоб тебя демоны сожрали, это по твоему близко?! — женщина протёрла глаза и села. Вокруг было тихо. Неглубокий грот, вход в который закрывали чародейские тени, освещали блики от небольшого костра, возле которого сушились сапоги. Днёвка только началась, и снаружи сейчас было излишне ярко для глаз дроу. — День на улице. Ты хочешь бегать под солнцем?
— Плевать на свет, — вторая женщина нервно растирала кончики остроконечных ушей большими пальцами. — Потерпим. Я его слышала, понимаешь? Кровь заговорила со мной. Я… чувствую. До сих пор чувствую его. Но не отнятую у моего сына мёртвую кровь, а живую, бегущую по паутине вен и артерий. Она и сейчас бурлит. Ему было больно, а теперь…
Серо-чёрное лицо с лёгким синеватым оттенком на мгновение стало неподвижным, после чего на нём проступила ярко-алая паутина, превратив лицо в пугающую маску. Линии «паутины» пульсировали, вызывая у единственной зрительницы лёгкую тошноту.
— Ему… ему весело? — вторая громко,
— Переждать день, — обычно спокойная первая говорила с раздражением. Спать она любила, а прерывать этот процесс — не очень. Меньшее воодушевление вызывала только перспектива таскаться под солнцем поверхности. — Он мог просто прищемить пальчик, а сейчас ребёнка успокоили, не нужно так…
— Тебя что, порезать, чтобы ты подняла свою жирную задницу? — с лица второй пропали алые пульсирующие линии, зато глаза налились бешенством. — Моему. Сыну. КАКАЯ-ТО ТВАРЬ. Сделала. БОЛЬНО!!! Пусть прищемил пальчик, но они это допустили!!! Кто-то позволяет себе заботится о нём!!! Вставай, надевай плащ и капюшон! Я должна их убить! Выпустить кишки, срубить конечности, заставить их жрать свою плоть! Вставай!!!
— Встаю, встаю… Как же ты достала, ненормальная! Подумай о ребёнке: думаешь малыш оценит резню тех, кто о нём заботится? — первая говорила с несвойственной ей раздражением, поднимаясь с лежанки. — Направление хоть есть, или как всегда — прыгаем как попало?
— Есть… — вторая задумалась, потом как-то неуверенно продолжила. — Примерно?
— Что значит «примерно»? — первая уже и не думала сдерживать злое шипение. — Ты же сказала, что чувствуешь его кровь?
— Чувствую! Да, да, чувствую! Только… что-то мешает. Какой-то барьер, но он не монолитный. Я ощущаю… отголоски направления, и зов нашей крови! Сестра, мой сын жив! ЖИВ!!! Наконец я это по-настоящему явно ощутила!
На лице второй проступило выражение невероятного, безбрежного восторга, полностью вытеснившего и раздражение, и недавнюю злость. Руки иллитири подрагивали, а пурпурные глаза блестели жадным счастьем, густо замешанным с надеждой, жаждой, желанием, нетерпением.
— Жив, — согласилась её сестра, смягчившись. У неё не было детей, но безумие второй она могла понять. Когда ребёнок будет найден, когда сестра поймёт, что он в безопасности, её психи улягутся. Она вновь станет просто злобной сукой с безуминкой, а не полноценной ненормальной. Несмотря на несдержанность второй, первая не могла по-настоящему испытывать злость по отношению к сестре.
Ей тяжело. Очень тяжело. Изгнание из клана, больные отношения с инородцем, беременность, потеря, как она думала, новорождённого сына, предательство той рыжей твари и его порченой семейки. А потом, когда её разум был в шаге от окончательного безумия, она услышала, как где-то на просторах Веера тихо шепчет родная кровь. Настолько тихо, что даже магия Кровавого Ткача не смогла найти ребёнка. Только тысячи бликов разбросанных по Великому Множеству запечатанных фиалов с мёртвой кровью.
Для первой не составляло особого труда понять жажду сестры найти своё дитя. Ведь она тоже мечтала зачать, выносить, родить… Какая из народа иллитири этого не хочет? Ладно иллитири, для любой Дивной, если у той всё в порядке с головой, дети — мечта. Это человеческие обезьяны на свой помёт плюют, потому что рожают, как животные, хоть по ребёнку в год от кого угодно. А эльфы дорожат каждой новой жизнью народа. Рождение дитя — праздник для всего клана.