Чародей

Ясинский Анджей

Наконец, все снова стали людьми. Голыши со сноровкой, выдающей регулярные тренировки, ловко натянули на себя свои тряпки и снова стали похожи на простых фермеров. Одежда у них, кстати сказать, оказалась единой — что-то вроде комбинезона, который легко можно сдернуть и надеть обратно. Именно из-за этой особенности мне казалось, что наряды у них неряшливые. Любая вещь затаскается, если часто бросать ее, где попало!

Когда все оделись и послушно уселись на лавочки, я немного расслабился. Никто не ушел: все население поселка оказалось оборотнями, все были в курсе всего и теперь молча слушали, ожидая приговор старосты — вот такая вот демократия, итить ее! Я медлил, поэтому говорить начал старик:

— Не буду от тебя ничего скрывать, юноша. Ты уже узнал достаточно, но можешь

сделать неправильные выводы. Не серчай на нас за такую встречу — наше племя скрывается от окружающих очень давно, и на то есть причины. Мир слишком жесток и непредсказуем, люди переменчивы в своих суждениях и привязанностях, чтобы доверять им. Много раз нас пытались уничтожить, и мы в конце концов разочаровались в человечестве. Поэтому давным-давно нашими дедами было принято решение укрыться от мира и сделать так, чтобы память о нас стерлась в веках. Вероятнее всего, мы — одни из самых древних существ на земле. Наши предания повествуют, что нас создал демиург нашего мира. Возможно, как игрушку — пробу своих сил: мы уже не помним этого. Много было стран, государств, империй на этой земле. И всегда мы были воинами, разведчиками, курьерами. Но никогда мы не чувствовали людской признательности за нашу службу. Нас боялись, ненавидели, убивали свои же, те, кому мы служили. И примерно тысячу лет назад наши предки решили бросить службу и обрести свободу. Сломали ли мы свое предназначение, и было ли оно вообще — не знаю. Не буду судить, правильно ли поступили наши предки. Нам не известны все причины этого решения, однако оно было принято и до сего момента исполнялось неизменно.

— Почему этот парень, — я кивнул на того, кто вчера пытался на меня напасть, — решил, что я не достоин жизни?

— Слишком глубоко вошло в него обучение. С младых ногтей у нас учат, что чужаки опасны. Ему не были понятны мотивы нашего гостеприимства, вот он и решил с юношеской горячностью следовать решению наших предков — никто не должен о нас ничего знать.

— А в чем причина вашего гостеприимства? — полюбопытствовал я.

— Твоя женщина — чародей. Мы сомневались в успехе в случае нападения. Я же надеялся, что вы ничего не поймете и просто уйдете.

— Хм… Ладно, замнем для ясности. Ваши дальнейшие действия? Снова попытаетесь нас убить, как только представится возможность, или забудете об этом инциденте?

— Нет, — печально вздохнул староста. — Никто на вас нападать больше не будет. Мы знаем свое место. Если бы мы догадались, что к нам идет архей, то бросили бы дома и ушли в горы.

Я переглянулся с Кариной. Надо будет порасспрашивать ее про археев — кто такие и с чем их едят. Но пока можно спросить и у старика.

— Почему вы решили, что я — архей?

— Может и не архей. — Согласился староста. — И до них были люди, кто повелевал миром, как ты. Чародеи все же другие: ближе к нам, к природе. Археи — те, кто познал мир, но не слился с ним. За что и поплатились в свое время.

Мы немного помолчали. Вдруг Карина нагнулась ко мне и прошептала: "Спроси про Суру". Я кивнул.

— Мы знаем, что у Суры какая-то беда, и это касается ее внука. Мне бы хотелось узнать, в чем дело.

Старик в который раз вздохнул. А Сура, стоящая рядом дернулась.

— Ничего-то от вас не скроешь, мейхов. — Пробормотал он.

— Мейхов? — переспросил я.

— Так назывались таких как ты давным-давно. Археи были мейхами.

— А что насчет искусников?

— Слабенькие мейхи, получившие в свои руки наследство археев, — староста пожевал губами и вернулся к своему рассказу. — В мирное время дети у нас рождаются редко. Однако, во время службы или войн, когда наши ряды редеют, женщины начинают рожать очень часто, восстанавливая численность рода и принося радость в наши семьи, смягчая горе потери. Наверно так было задумано творцом, чтобы не вывелось племя оборотней. Живем мы чаще в человеческой ипостаси — отмеренный ей срок больше, чем пейсьей. Так называется наша вторая сущность. Пока мы находимся в одном теле — второе не стареет. Поэтому ты не видишь тут стариков — к концу человечьей жизни, в которой мы проводим большую часть времени, песья ипостась еще полна сил,

несмотря на меньший ее срок существования, и старость мы проводим в животном облике. Сейчас старики ушли, чтобы не попадаться вам на глаза. Только я остался, да Сура. Дети у нас рождаются в человеческом виде, если это сделать в песьем — ребенок никогда не станет человеком. И первое обращение в свою вторую ипостась ребенок делает в шесть лет. Обычно это не вызывает никаких проблем — детей заранее готовят к этому. Но очень редко случается, что малыш не может перекинуться. И здесь есть выход — его оставляют одного вдали от нас, в лесу или в горах, тогда страх одиночества и зов дикой природы помогают ребенку научиться менять форму. Это почти всегда помогает. Но…

— Но иногда все же случается, что и это не помогает, так? — спросил я.

— Да. Обычно через несколько дней малыш прибегает в деревню уже на четырех лапах, максимум через неделю. Сын Мука уже месяц бродит один в человечьей ипостаси. Мы проверяем иногда, как идут дела, но у него не выходит.

— Дальше можете не продолжать. Сура хотела попросить нас помочь, так?

— Она думала, что чародейка, — он кивнул на Карину, — сможет помочь. Но я-то знаю, что знания чародеев совсем другие, такое им не под силу. И лишь сейчас, зная, что ты — мейх, я считаю, что возможно… Возможно! — выделил это слово старик и покосился на Суру, — ты способен что-то сделать. Или хотя бы посоветовать. Я все равно сомневаюсь, что ты справишься, ты не Творец, а такое, скорее всего, под силу только ему. Или кому-то, кто воистину могуч. Археи были сильны, но с тех пор мейхи измельчали. Когда-то давно они могли двигать горы, менять русла рек, вырастить в пустыне лес и наоборот превратить цветущую долину в пустыню одним лишь желанием, одной мыслью. Они летали по небу, жили под водой и много чего еще. Потому и сомневаюсь я — сильный мейх не заблудился бы, не пришел просить у нас крова.

— Я понимаю ваши сомнения. Однако, все же хотел бы посмотреть на ребенка. Но сначала на его отца — Мука. Я пока с трудом представляю, как вы устроены, что Творец заложил в вас, хотя у меня и есть предположения. — При моих словах старик удивленно поднял брови, но не стал перечить и кивнул. — И надеюсь, вы нас накормите завтраком, а то с утра крошки во рту не было. — Улыбнулся я, и старик впервые с нашей встречи улыбнулся в ответ.

— Хорошо, — кивнул староста. — Меня можете называть Туком. Я готов принять вас в своем доме.

— Нет, — покачал я головой. — В доме Суры, где мы остановились, вполне удобно.

— Да, я слышал, что вы там все переделали. Кстати, возвращаясь к нашему вопросу — что все-таки видел этот охламон? — Тук кивнул на парня, что обвинил меня ранее в трансформинге.

— Просто хорошая иллюзия, — ухмыльнулся я и тут же "перекинулся" в своего мишку. Причем ввел в этот процесс небольшие эффекты, которые увидел у настоящих оборотней, а именно легкую размытость воздуха в процессе оборачивания. И еще я для пущего эффекта сохранил одежду, сделав иллюзорные дыры, как будто она порвалась на мощном теле.

— Хм… — почесал свою бороду Тук. Вокруг люди тоже не стояли истуканами, а почему-то отшатнулись. — Не мудрено, почему он спутал. Иллюзия, говоришь? Хм… Похож на животное с гобелена — на бэра. Эти бэры в прежние времена обитали далеко на севере, когда там еще не было снегов и льда, но давным-давно вымерли. Да и наше племя пошло именно оттуда, с севера — не всегда мы жили тут… — Еще раз окинув меня взглядом, Тук хлопнул ладонью по колену. — Так! Хватит бездельничать! — Начал выдавать ЦУ староста. — Мук! Идешь с гостями к ним, делаешь все, что они скажут. Сура, обеспечь гостей завтраком, а потом сбегаешь к внуку — глянешь, где он, как он. Как обычно, делаешь так, чтобы он тебя не заметил. Гости потом сами решат, показываться ему на глаза или оставить все как есть. Фул! Где коровы? Ты их отогнал на пастбище? А кто смотрит за ними? Никто? Ах, ты прибежал сюда, чтобы посмотреть, что происходит!? Быстро вернулся к стаду! И вообще, что, никто не знает, чем заняться?! Все за работу, живо! — Тук грозно посмотрел на уже поредевшую толпу людей, и те хоть и быстро, но, не теряя достоинства, стали расходиться.