Чаролом
Шрифт:
Что если лорнская корона направила к нему шпиона под видом эмиссара в качестве намёка? Или они просто хотят получше приглядывать за ним? Никодимус не исключал обе эти возможности. Хотя с таким же успехом вещие кузнецы могли отправить к нему сэра Клода, зная, что тот придётся кстати их отряду: рыцарь был умелым воином, знатоком дипломатии, сообразительным и склонным к сарказму. Именно эти качества Никодимус предпочитал в людях и нередко отсылал назад эмиссаров, оказывавшихся себялюбцами, льстецами или занудами. И Леандра, и Франческа
Это навело Никодимуса на мысли о семье. Прежде они с Леандрой почти не расставались, взаимно получая удовольствие от остроумия, иронии и каламбуров друг друга. Затем нужды Лиги и непримиримые разногласия между Франческой и Леандрой раскололи семью. Теперь все трое поддерживали семейные обычаи в своих собственных мирках.
Последний светлячок потух, и трюм погрузился в темноту. У Никодимуса занемела нога, придавленная бочонком, и семейные неурядицы отошли на второй план. От душного, затхлого воздуха трюма с него градом валил пот. Ожидание затягивалось.
Никодимус уже подумывал, не выбраться ли на палубу посмотреть, где пираты, когда послышался плеск вёсел. Потом снова. Внутренне Никодимус сжался, точно пружина. Время словно остановилось. Плеск, приглушённый шёпот, а следом – насколько он мог разобрать – шорох киля по песку. Неужели пираты выбрали вторую баржу? Но через минуту прозвучали осторожные шаги по палубе.
Баржа закачалась и пришла в движение. Возобновился плеск вёсел. Никодимус предположил, что пираты тащат баржу с помощью каноэ.
Заскрипела лестница. Никодимус повернул голову. В трюм спускалась некая тёмная фигура. В свете голубой луны он увидел молодую женщину: влажные голые плечи, коса за спиной, в правой руке – длинный нож. Пиратка напряжённо всматривалась во мрак.
Если она была сведуща в чарословии, то могла задействовать светоносные чары и осмотреть груз. Тогда придётся по-тихому её убить. Но время шло, а приспешница Речного Вора только озиралась и никакого заклинания не накладывала. Ну, на нет и суда нет. Женщина развернулась и заспешила на палубу.
О борт плеснула вода, и Никодимус подавил желание вскочить. Наконец, он почувствовал, что скольжение замедлилось. Плеск вёсел изменил ритм. Кто-то вполголоса отдавал команды, что-то глухо ткнулось в борт, по палубе затопали: к барже пристала чужая лодка.
Вдруг Никодимус сообразил, что забыл сказать сэру Клоду, когда именно тому заводить свою песнь «подранка». Теперь, когда пираты только перелезали на борт и ещё не приступили к потрошению трюмов, момент был идеален. Испугавшись, что рыцарь упустит шанс, Никодимус засветил один параграф светляка. Яркий огонёк озарил картину, от которой у Никодимуса отлегло от сердца.
Кузнец уже выбрался из укрытия и раскрыл «Песнь Железа». Металлические страницы гримуара ожили и сложились в одушевлённый доспех вокруг тела рыцаря. Каждый лист был покрыт магическим кузнечным языком, взаимодействовавшим только с металлами. Как и другие рыцари
Два тонких лезвия мечей выросли из его кулаков. Вокруг головы появился угловатый шлем, оставлявший только узкую щель для глаз. Бронированный лорнский рыцарь был одним из самых опасных противников во всех шести человеческих государствах.
Никодимусов светляк потух, сэр Клод прокрался к основанию лестницы и бесшумной походкой наёмного убийцы поднялся вверх на палубу. Броня нечеловечески ускорила его движения.
Через миг после того, как рыцарь скрылся из вида, ночную тишину вспорол крик. До Никодимуса донеслись звуки ударов и всплеск – вероятно, чьё-то тело упало в воду. Затем – хор разъярённых голосов.
Выбравшись из своего угла, Никодимус метнулся к лестнице. В отверстии люка показалась тень с абордажным топором. Человек поднял оружие и побежал на нос баржи.
Никодимус снял с левой части груди несколько предложений. Вместе с заклинанием по коже расползлась боль: защитные строки должны были разрушить любой другой магический текст, попытавшийся его коснуться. В сочетании с какографией это на краткое время делало Никодимуса неуязвимым для большинства заклятий. Вскоре каждый дюйм его кожи светился фиолетовыми письменами.
Вопли и звуки ударов слышались теперь с носа баржи. Вдруг раздался громкий треск, и она накренилась. А вот и неодемон. Никодимус легко взбежал по ступенькам.
После черноты трюма безбрежное звёздное небо и сияющая река ослепляли. Никодимус увидел перед собой фонтан белого света, чётко обозначивший силуэт рыцаря, когда пират рубанул своим топором по металлическим доспехам. Лезвие лязгнуло о сталь. Сэр Клод всё с той же невероятной скоростью развернулся и левым мечом вспорол пирату брюхо.
Никем не замеченный, Никодимус скользнул на корму, оттолкнулся от ганвейла и спрыгнул в реку, успев вытянуть руки и перевернуться вниз головой. Удар о воду – и падение замедлилось, превратившись в погружение. Никодимус извернулся и начал всплывать, за его спиной струились длинные волосы.
Когда голова оказалась над водой, он споро погрёб назад, к украденной барже. Контрзаклятия, покрывавшие тело, завихрились, их яркость быстро возрастала. Без сомнения, вода была зачарована богозаклинанием Речного Вора. Пока будет длиться его собственное заклинание, Никодимус сможет двигаться, прожигая текст насквозь. Речной Вор узнает о его приближении, но остановить не сможет.
По крайней мере Никодимус на это надеялся. Когда до баржи оставалось всего два гребка, он почувствовал, что его заклинания растаяли. Параграфы звучно пошли трещинами и осыпались, точно хлопья старой краски, Никодимус стал в лингвистическом смысле голым. Он успел сделать ещё один гребок и почти добрался до баржи, когда река вокруг яростно вскипела пеной и чужой силой.