Час абсента
Шрифт:
От этих сказанных сквозь смех слов Марина как ужаленная вскочила и побежала вон из кабинета. Она бежала не оглядываясь, как от прокаженной. Первое, что она сделала, попав в свой кабинет, — бросилась к телефону.
— Роман, Ромочка, пожалуйста, приезжай к нам в офис, быстрее! — закричала она по телефону. — С Верунчиком плохо, очень плохо. Ей еще одно письмо пришло с угрозами, она сама не своя, она такое несет. Приезжай!
— Ладно, вечером подъеду, — согласился тотчас же Роман.
— Вечером поздно будет! — вспылила Марина. — Ты немедленно приедешь! Слышишь! Она тебе платит! — уже совсем
— Ну хорошо, хорошо, мы с Олегом подъедем! — пошел на попятную Роман. Хотя такая стремительная ломка планов была равносильна удару под дых.
Они выследили Шпунтика, осталось только подкараулить и взять. А получалось, что надо на все плюнуть, отступить и подарить Шпунтику свободу. А вдруг он ею воспользуется на всю катушку и смоется? Ищи тогда ветра в поле.
Конечно, можно было поручить операцию кому-нибудь постороннему.
Но во-первых, посторонний, скорее всего, отнесется к поимке Шпунтика, фигуры в криминальном мире мелкой, спустя рукава. А у напуганного Шпунтика могут проснуться недюжинные способности по сохранению собственной шкуры. Если он улизнет от облавы, вряд ли его удастся скоро выковырять из какой-нибудь щели.
Во-вторых, если его возьмут другие, наверняка исчезнет эффект внезапности. У него появится время на обдумывание пламенной речи в защиту собственной персоны. А хотелось его взять неожиданно и в первые же секунды, так сказать на чистой психологии, выбить признание. Шпунтик мелкий, но увертливый, дай ему малейшую лазейку, и он уползет в нее, как уж.
Марина, после того как выжала из Романа согласие на приезд, немного успокоилась, прошлась по кабинету, полюбовалась несгибаемыми, гордыми кактусами и даже поговорила с любимым кактусиком Псюшей.
— Псюша, что делать? — спросила она совета у кактуса. — Может, полечим Верунчика немного?
Кактус не возражал.
— А что, это идея. Помнишь, как я совала руку в твою макушку и даже не чувствовала боли? Да, — протянула она и улыбнулась, — боли не чувствовала, а легче стало. Может, пойдем к Верунчику? Ты подставишь макушку, навостришь иголки, чтоб чувствительнее было…
Псюша проявил понимание и готовность.
— Ох она и взвоет! Сразу забудет о своих закидонах. Какой там страх от мифического маятника! Маятник далеко, да и будет ли он? А твои иголочки тут, рядом, в ладони, торчат и болят. И еще как болят. Помнишь журналистку, Пономаренко, ей тоже было чертовски больно. Кстати, Пономаренко, как я о ней забыла? Спасибо, Псюша, за напоминание.
Марина отошла от окна и снова принялась нажимать кнопочки телефона.
— Инночка, как хорошо, что ты на месте, — обрадовалась она, — у нас снова неприятности. Приезжай, только немедленно. Верунчику совсем плохо. Она такое несет, ни в какие ворота не лезет.
— Что случилось? — устало спросила Инна.
— Ей второе письмо пришло с угрозой.
— И ей тоже? — заинтересовалась Инна. — И что там? Содержание знаешь? Тоже из Эдгара По?
— Эдгар или не Эдгар, сказать не могу. В литературе я не сильна, особенно в такой ужасной.
— Перескажи, — коротко приказала Инна.
— Ну, там намеки на какой-то маятник, который якобы должен перерезать Верунчика пополам, прямо сердце на части должен
— Потому что она будет лежать накрепко привязанной. Лежать и ждать, пока опустится маятник, — тотчас же ответила на все вопросы Инна.
— Какая ты начитанная, — только и смогла сказать Марина.
— Это рассказ Эдгара По «Колодец и маятник». Как себя ведет Верунчик?
— Ужасно, просто ужасно. У нее от страха крыша совсем поехала. Она такое несет, такое несет.
— Что она несет?
— По телефону не могу сказать, не телефонные это новости. Приезжай, сама все услышишь. Я и Романчику уже позвонила. Он обещал подъехать, так что поторопись.
— Я приеду раньше, — пообещала Инна.
И действительно, Пономаренко опередила мужчин минут на пять. Но бездарно проторчала эти минуты на входе. Фору сожрал рьяный охранник. Новенький, из шкуры вон лез. Причем не имело значения, приглашенный это человек или сам по себе бьется в дверь. У него одна установка — не пущать! Как Пономаренко ни возмущалась, как ни юлила, как ни доказывала, что ее ждут, ждут с нетерпением, — пробить глухую оборону не смогла. А мобильник она в спешке забыла на работе.
Только когда подоспели Роман с Коротичем, Дела пошли живее. Охранник уставился на милицейское удостоверение Коротича, долго изучал и дрогнул. Инна чертыхнулась. Она тоже пыталась совать под нос маниакально подозрительному охраннику журналистскую корочку, но эффект получился прямо противоположный — охранник угрюмо процедил:
— Приказано никого не впускать!
А на лице было написано продолжение фразы: «Тем более журналистов!»
Все же милиция у нас в почете. Лед тронулся: охранник решился доложить о скопившемся у входа народце.
Через минуту появилась Марина.
— Что же вы так долго? — закричала она.
Инна хмыкнула:
— Мы-то быстро, охрана медленно. Произнеся такую загадочную фразу, Пономаренко гордо прошла мимо растерявшегося охранника.
— Марина, если ты нас зря вызвонила и у Верунчика очередной нервный припадок на почве чрезмерного возлияния… — Инна многообещающе замолчала.
Эстафету подхватил Роман:
— Эдакое женское занудство: никто меня не любит, никому я не нужна, а вот поплачу-ка я всласть, пусть вокруг меня побегают да поутешают, — Роман не нашел ничего лучшего, как погрозить пальцем, — а то я рассержусь всерьез. У нас очень важное мероприятие сорвалось. Понимаешь?
— Что вам ответить? — Марина как будто задумалась. — В обиде не будете. Хозяйка постаралась на славу. Получите по полной программе.
— А если серьезно? — Роман никак не мог смириться с тем, что пришлось отложить поимку Шпунтика и бежать сломя голову сюда.
— Куда серьезней. Пойди и поговори с ней. Пока Верунчик не успела надраться до бесчувствия.
— Нет, первой буду разговаривать с ней я, — решительно перехватила инициативу Инна.
Причем она даже не объяснила почему. Не объяснила, и, странное дело, никто не посмел ей возразить. Хотя могли бы, ох как могли и имели бы все козыри на руках. Она без их помощи даже в офис не могла зайти.