Час до конца сентября
Шрифт:
– И то верно, можно по чуть-чуть, - быстро достала увесистые рюмки Фирюза, протерла пальцем.
– А городская сколько раз мимо едет, хоть бы подсадила, так нет же, чешет мимо на своей гробине, нагло так!
– Об одном жалею, что Саша этих двух тварей не спалил, не довел дело до конца. Все надеюсь, что кто мимо идти будет, да чинарик рыжей кинет случайно за забор!
– подружки чокнулись, выпили.
– За здоровьечко!
– А что, можно устроить, хоть с реки беседку ее подпалить, дождя-то не обещают. Ты намекни Коляну, когда вдруг, пьяный пойдет, да и я скажу, за дружка своего Колян и
– Давай, подружка, чтоб Сашенька твой быстрее домой приехал.
– Да у меня сердце кровью обливается, как он, бедный, мучается, вчера мне говорит: «Мамуля, грибочков соленых охота, сил нет!»
– Ты ж говорила, не дают ему телефон в больнице, а вчера ты тут была, в Казань не ездила, - прищурилась пьяненько заклятая подружка.
– Так у товарища в палате попросил, - заюлила Люда, понимая, что сболтнула лишнее.
– Давай еще налей, что рюмкам пустым стоять.
– Ты ж плакалась, что один он в палате, не пускают к нему никого!
– Пустили значит, что он, убийца какой, под надзором его держать? Не убил же, так, жену проучил маленько, видано ли дело, чтоб за супружеские склоки в тюрьму садить! Не было б этой рыжей ведьмы!
– на глазах у Люды показались пьяные слезы.
– Сейчас иду, Танюшка бежит. Я ей конфетку даю, а она руки спрятала, не берет, спасибо, говорит, у нас есть. От родной бабушки нос воротит!
– Все тебе сказать хотела, Людочка, а Сашкина ли Танюшка? Ведь белобрысая, как Веснины. Вон, насколько Артур черен, и то оба ребенка белые, порода Весниных вылезла.
– Да я все шесть лет смотрю на Таньку и думаю, моя ли внучка-то… Обниму, а молчит сердце, как чужую ращу, и на Сашу не похожа совсем, - пригорюнилась женщина, спохватилась, что держит рюмку в руках, выпила, поставила посудину на стол.
– Артурка-то встает потихоньку, видала? На днях у больницы только с палочкой гулял! Решадка дорогущие тренажеры ему купил, как и перед Альбертовной отчитался.
– Вроде, в больнице поговаривают, что и свои вложил денежки, - подалась к подруге Людмила, будто открывала великую тайну.
– Богатей выискался. Конечно, сколько хочет, столько зарплату и выписывает себе.
– Как дом перестроил, так не позвала Наиля ни разу, не уважила, чтоб обе с рыжей погорели!
– Слушай, Фира, чуешь, кто-то шашлыки жарит, какой запах пошел. А я два дня спину ломала, лук убирала, да на веранде так и оставила, нет сил на второй этаж тащить. Ты уж убрала лук-то?
– Половину только, никто ж не помогает, а как за стол - все садятся.
Обратно ехали молча, каждый думал о своем. Уже недалеко от поселка Ира решила нарушить тишину:
– Решад, скажи мне, что происходит с тобой?
– Ничего, матурым, все в порядке, - отделываясь дежурными фразами, он хотел сказать совсем другое. Что одно слово ее, и он поменяет все планы, останется, что без нее плохо, что любит ее, в конце концов… Только бы сказала, что нужен ей.
– Я же чувствую, что с тобой что-то не так! Я…
– Ир, - неестественно ровным голосом, только б не напугать спутницу, перебил ее страдания. Но прибавил скорость.
– Поселок горит…
Пожары в таких селениях -
В прошлом году миловали Боги, лишь тушили сухую стерню однажды всем поселком на поле, когда кто-то выкинул непотушенную сигарету из проезжающих мимо машин. В этом году не обошлось… Сизый дым рваными клочьями стелился по земле, закрывая собой очаг беды, что невозможно было разглядеть, что за дом сейчас взывал о помощи.
– Подгорная! Решад, Натка там! Танюша!
– воскликнула Ира, наконец разглядев что-то в тумане дыма.
Решад вздохнул обреченно. Самая поганая улица, от реки далеко, и с частыми перебоями воды в старых гнилых трубах. Дома старые, стоят близко друг к другу, как свечки, займутся от малейшей искры. И дождя не предвидится.
– Я тебя сейчас высажу, и чтоб дома сидела, носу не высовывала, поняла?
– игнорируя знаки ограничения скорости, Решад сосредоточился на дороге, в уме прикидывая, кто есть в поселке. Практически никого из мужчин, на полях идет полным ходом уборка пшеницы, порой и ночуют там мужики. На лесопилке работа сейчас тоже заканчивается за полночь. Дома старики, совсем немощные, бабы и дети. Пока с райцентра приедет пожарная бригада… Беда…
– Нет, я не стану сидеть дома! Каждые руки нужны!
– Хорошо, но близко не подходи. Пожалуйста. Прошу, - свернул в поселок, и сразу на дальнюю улицу, к Наткиному дому, распугивая отчаянным сигналом бежавших с ведрами в ту сторону женщин.
Выпрыгнули оба из машины, вздохнули. Наткин дом, хоть и рядом с горящим домом, но его пока не задело. А вот особняк ее свекрови…
Веранда уже полыхала так, что спасать было нечего, вкусный запах печеного лука сменила удушливая гарь, и уже занялась крыша.
Прибежавшие на помощь сгрудились перед высоким добротным забором, - и подлезть никак, и перемахнуть невозможно. Единственный в поселке глухой, толстыми досками уложенный без зазоров забор, сейчас был помехой к спасению хоть чего-нибудь из нажитого добра.
– Чего встали? Обливайте соседние крыши!
– крикнул на притихших баб Решад, сам сел обратно за руль, сдал назад, насколько позволяла улица, разогнался, и на пределе машины въехал в забор, ломая бампером тяжелые доски, и молился, чтоб изнутри они не были укреплены арматурой, с Царевых станется. Повторил этот маневр еще раз, пока в заборе не образовался пролом. Плевать на брызнувшие стеклом фары.
– Подключайте шланги, с соседних участков тоже, обливайте крыши, заборы! Песок! Есть у кого поблизости песочница на дворе?
– У нас, мы уже таскаем! Вчера привезли!
– отозвался пожилой мужик, тащивший тачку с песком через два дома от Царевых.
– Бабы, помогай, хватай лопаты!
– Где хозяева, кто-нибудь видел?
– Мария Альбертовна споро отбрасывала от дома поленья, сложенные у стены.
– Б-б-бабушка к Ф-ф-ирюзе-апе п-п-пошла, - пискнуло где-то под боком.
– Танюшка, ты зачем здесь, марш ко мне домой!
– грозно приказал Решад. Еще ребенка здесь не хватало! Поискал глазами кого постарше.
– Олег, дуй до Фирюзы, Людмила там, вроде!