Час до конца сентября
Шрифт:
Ирка взвизгнула, бросилась к спасительной двери, но не успела. Увидев, что жертва может ускользнуть, алкаш перешел на бег, нагло распахнул калитку, успел сзади схватить девушку за футболку. Ира заверещала, но тут же ей на лицо легла тяжелая грязная ладонь, перекрывая звук, больно ударив по носу.
– Попалась, ягодка? Сейчас за все ответишь, ведьма рыжая!
– злым шепотом раздалось у уха.
– Царев, ты ничего не попутал?
– в пылу борьбы оба не заметили, как на дорожке появился сосед. Два шага, и очутился рядом. Санька, будто завороженный бандерлог
– Иди в дом, вот, подержи пока. Не открывай. А мы пойдем, …побеседуем.
Легко, будто Санька ничего не весил, Решад приподнял его над землей, собрав в кулак ворот старой рубахи, и, как дурного кошака, пометившего хозяйские ботинки, поволок вон с чужого участка. Ира осталась на дорожке, одной рукой размазывая слезы и кровь из носа по лицу, второй рукой прижимала к груди что-то квадратное, твердое, упакованное в красивую бумагу с легкомысленным бантиком, что сунул ей в руки Решад.
Опомнилась, пристроила подарок на перила террасы, побежала вслед за мужчинами, но выходить не стала, подчиняясь приказу соседа. За своим забором она же номинально дома, тем более, она не одна, вон и Тень опять у ее калитки.
– Запомни, Царев, на будущее. Никогда, ни под каким предлогом, не подходить к этому дому, ты меня понял? Иначе… - Решад многозначительно помолчал, еще раз встряхнув за шиворот пьяное тело, отпустил, брезгливо поморщившись.
– А иначе что?
– почувствовав свободу, Санька скривился.
– Иначе ты дашь мне повод, - тихо произнес оппонент, но таким тоном, что забулдыга немедленно начал трезветь.
– Это тебе не с женой воевать. По идее, тебя б сейчас наказать, но цени, я сегодня добрый. А теперь, пшел вон.
С соседних домов стали выглядывать и выходить люди, из домика полиции выскочил Алексей.
– Главврач, а главврач, - поняв, что в этот раз пронесло, Санька принялся паясничать на публику.
– А ну, глянь, у меня чет вот тут болит!
И, повернувшись к Решаду спиной, наклонился, спустил штаны, оголив белую задницу.
– Я доктор, Царев, а не ветеринар, - и, под смех односельчан, пнул скотину, оставив на ягодице отпечаток ботинка, как клеймо.
От пинка Санька пролетел пару метров, быстро перебирая ногами, чтоб не упасть, но не удержался, плюхнулся мордой в придорожную пыль. Извернулся, кое-как натянул штаны, запричитал по-бабьи, глядя на односельчан:
– Видели? Все видели? Он меня ударил! Нормальные врачи лечат, а наш калечит приличных людей! И ведь участковому не пожалуешься, дружку евонному! Один другого покрывают, одну подстилку на двоих делят!
– Это ты, что ли, приличный?
– насмешливо спросил Бульбаш, случайно оказавшийся сегодня в поселке. Бывший председатель колхоза, до сих пор пользующийся уважением сельчан, обвел взглядом толпу.
– Ну что, кто что видел?
– А ничего не было, Андреич, о чем ты?
– Я вообще ничего не видел.
– А я только что подошла, смотрю,
– Слышал?
– обратился к алкашу Михаил Андреевич.
– Никто ничего не видел. Не подходи к моей соседке, я тебя тоже предупреждаю. А за "подстилку" тебе отдельно, от меня привет.
И с размаху тоже пнул алкаша.
Толпа быстренько рассосалась по домам, оставив Саньку без поддержки. Тот еще полежал на дороге, изображая избитого, но, поняв, что не получилось представления, бочком, как краб, умотылял к магазину.
– Решад, стой!
– окликнул Михаил Андреевич своего соседа.
– Покурим?
– Давай. Приветствую, - мужчины пожали друг другу руки, отошли в сторону.
– Как дела, Андреич?
– Идут. Слышал я, ты участок ищешь, мой не подойдет?
– Подойдет. Продавать собрался?
– Да здоровье уже не то, спину ломать на двух огородах. Сыны ни черта не помогают, говорят, что прошлый век - картошкой торговать. Что и так зарабатывают хорошо, - Бульбаш по-доброму усмехнулся.
– Старость нашу с бабкой обеспечат.
– И то дело, Андреич, парни твои дело говорят. Не женились еще оба?
– Куда там! Ты, вон, тоже не торопишься.
– Ну да.
– Так что, берешь участок-то? Дом хороший, простоит долго, недавно подлатал, туалет теплый, ванна рабочая, кухня большая. Погреб, опять же. Кусты плодоносят, только картошку осенью выкопаю, лады? Могу и оставить пару рядов.
– Тебе Альбертовна объяснила, как оформлять будем?
– Да, годится. На следующей неделе звякну тебе, приеду, и начнем, помолясь. Бывай, поехал я.
– Спасибо, Андреич!
Кивнув Алексею, мол, все в порядке, Решад открыл калитку соседки, и наткнулся на нее, сидящую на корточках, в обнимку с волчицей.
– Пойдем, подарок откроешь, - подал руку, будто ничего не случилось.
– Сейчас, Решад, только переоденусь, хорошо?
– торопливо, боясь, что уйдет сосед, Ира потянула его в дом, не отпуская руки, наоборот, крепче сжала пальцы. Так было надежней.
– Он же больше не придет, правда?
– Не придет. Обещаю, - ответил он твердо. Аккуратно вытащил сухую веточку из рыжих растрепанных кудрей, пригладил широкой ладонью непослушные завитки. И предложил, глядя в умоляющие глаза.
– Ириш, давай договоримся. Как бы мы ни относились друг к другу, ты звонишь мне. В любой опасной ситуации, даже если тебе что-то показалось.
– Я буду тебе звонить, Решад, обещаю, - торжественно, будто клятву принесла, отозвалась Ира.
Внезапно он сам осознал, что предложил сейчас. Обязательства. Оберегать ее, заботиться о ней - вот что становилось приоритетом в его жизни. Нет, он и раньше заботился, защищал женщин, но, как обязанностью каждого нормального мужчины, не придавая значения своим поступкам.
В ситуации с Натой, вроде, и должен был поступить иначе, решительней, но давно махнул рукой на эту проблему. Не заставить человека жить лучше, если человек не хочет что-то изменить сам, тащить за уши из обуюченной трясины - себе дороже.