Час до конца сентября
Шрифт:
– Ладушки.
Хоть что пусть пишет, от перестановки слов любовь не появится. Уже потихоньку раздражаясь на его просьбы, Ира направилась к неприметной двери у выхода. Хотелось нормально поесть, доехать до дома, немного поспать, а потом уже подумать, что и с кем делать дальше.
Мужчина схватил чужой телефон, первым делом открыл журнал звонков. От Ярканата, как он и думал, молчок. Проверил ватсап, тоже ничего. Значит, он до сих пор носится со своими принципами, как курица с яйцом, идиот. Типичный Скорпион.
Костя верил гороскопам, любил на досуге почитать характеристики знаков, удивляясь совпадению, тайком сверял
Но прочел с утра, что для Козерогов «открывается волшебная дверь исполнения заветных желаний в будущем при встрече с прошлым», удивился еще размытости формулировки, поехал. И, вот, встреча с будущей женой в компании старых друзей - чем не подтверждение правдивости гороскопов?
Мужчина открыл свою страницу номера, быстро набрал три слова, сохранил, и положил телефон обратно.
Входная дверь заведения открылась, и ба! Какие люди! Решад Маратович, друже, собственной персоной, легок на помине! Заполнил своими плечами пространство у бара, придерживая за талию раскрасневшуюся от нашептываемых на ушко комплиментов продавщицу из ювелирного, Верочку. И оп, как по нотам, Ирка возвращается из дамской комнаты лоб в лоб! Вот в чем прелесть небольших поселков, где нет выбора развлечений!
Костик едва не захлопал в ладоши, наблюдая, как поздоровалась Ирина с соседом, улыбнулась, засияла, шагнула к нему ближе, но увидела Верочку, остановилась в недоумении. И как Ярканат скользнул взглядом по Ире, будто по пустому месту, обдавая презрительным холодом, отвернулся к своей даме, заворковал, предлагая занять столик у окна. Усадил Веру, заметил счастливого друга, коротко кивнул, сел спиной к нему, всем видом показывая, что не намерен разводить политесы.
Все сделал правильно, Мышь летучая, ушел с дороги, признав поражение. Помнил, чем обязан Косте.
Жизнью.
По странной случайности, не имея родственных связей, дети от разных родителей, оба имели первую группу крови с отрицательным резусом, редкий случай, еще со школы смеялись, что донора искать не надо, под боком ходят.
И дважды Костя, бросив все дела, махом преодолевал огромные расстояния по зову матери друга, вытаскивал его с того света. И никогда никому не рассказывал, что сам чуть не подох, добираясь до захудалого полевого госпиталя на границе страны.
Только в жутких ночных кошмарах тяжелыми, душными, грозовыми ночами августа, вновь и вновь он, еще слабый после забора крови, блуждал среди сложенных из белого камня одноэтажных длинных одинаковых строений без каких-либо опознавательных знаков. И, завернув неудачно за угол одного, застывал в тени крыши, невольно становясь свидетелем убийства того, кто едва не отправил Решада на тот свет.
Метался в подушках, покрываясь потом, вскакивал с постели, под холодным душем унимая тахикардию и дрожащие руки. Потом щедро наплескивал себе в граненый стакан двенадцатилетнего коньяку, уходил на балкон курить.
Но мозг снова прокручивал, как старую пленку, сбивчивую исповедь человека, стоявшего на коленях перед командиром друга, в полукруге вооруженных молчаливых черных теней: «Он же мусульманин, зачем ему ваша Россия? Мы предложили ему выгодную работу в Турции, через пять лет он бы стал богатым человеком, сам
И вместо благородных оттенков напитка вновь ощущал во рту привкус собственной рвоты, и снова дрожали предательски ноги, словно опять видел перед собой, как одним точным движением командир друга провел ножом по горлу обреченного, без суда определив вину и наказание. Не отрываясь, смотрел на умирающего врага, из раны которого толчками выплескивалась кровь, с каждым мгновеньем унося жизнь возмездием за боль и кровь Ярканата.
Тот страх, когда огромный мужчина обернулся на звуки спазмов вывернутого желудка, и встретился глазами с ним, пошел в его сторону, ускоряя шаг, не смотря на хромоту, Костя никогда больше не испытывал. Как штаны не обмочил…
А подполковник мягко, по-отечески, взял его за плечи, увел к себе. До рассвета пили они какое-то жуткое местное пойло, когда закончился привезенный Костяном бренди.
Пьяный в драбадан, зареванный от жалости к другу, Костя, тем не менее, до последнего слова запомнил рассказ о страшной участи Ярканата, не случись парням вовремя его спасти, и согласился с ночным убийством: «Это сделали три боевика Салиха, полевого командира, без его согласия. Промышляют тем, что людей похищают. Нашему лейтенанту предложили работать в Туретчине черным трансплантологом, хирург он от Бога, твой дружок. Большие деньги за такого профи им предложили. Когда не согласился, просто выкрали, используя его слабость на баб. Сперва по-хорошему уговаривали, потом избивали, без продыху, неделю. Мы его искали, прочесывали местность, пока девка, что его выманила, не прибежала сама. Пожалела парня. Ее потом не пожалел Салих. Мы успели, повезло, что, самого молодого оставили Ярканата добить, точно так же, как ты видел, но у того рука дрогнула. В паре миллиметров от вены… И граната, подложенная этой падалью под дока, взорвалась не сразу, как я поднял лейтенанта с земли, успел ее пнуть в обрыв. Друг твой удачлив, как дьявол... Жизнь положу, но найду оставшихся двоих, только бы лейтенант мой выжил. Салих обещал помочь в поисках, он добро помнит, в долгу он перед доком».
Утром, как не искал Костя то место, не мог найти. Все было присыпано свежим песком, будто не было жутких событий ночи. Но Костя помнил…
Хорошо еще, два года назад, его, впечатлительного, вообще не пустили в реанимацию, когда чудом, дрожащей ниточкой на экране кардиомонитора, друг вновь выкарабкивался из небытия после обстрела колонны. Хватило ему еще в полевом госпитале картины жестоко избитого, переломанного тела под мятой простыней, и жуткой раны на шее названого брата.
Потом, в Питере, когда появилась возможность перевезти Ярканата в госпиталь при академии, сам не стал заходить в палату, пол топтать, улетел домой, только объявили, что кризис миновал, и есть малюсенький шанс…
А о том, что при каждом удобном случае сдавал кровь с той страшной ночи, давно став почетным донором, и вовсе предпочитал молчать.
– Костя, я очень устала, может, в следующий раз увидимся?
– на Ире лица не было, хотя она пыталась улыбнуться своему спутнику.
Он даже не поздоровался! Только посмотрел так, будто оскорблен смертельно, а, главное, за что? Что она с Костей чай пьет в общественном месте? Да сам едва в трусы рукой не лезет к своей дамочке! А если бы она не заехала в «Трюм», не увидела бы, как он развлекается, многостаночник!