Час пробил
Шрифт:
— В одной связке, — тихо повторил «Харт».
Длинный подтвердил:
— Именно так. Мы все повязаны.
Потом зашелестели шаги, он ушел.
Быстро стемнело. «Харт» неподвижно сидел в пустой беседке. Плескалось близкое море. Наташа ждала Андрея. После обеда он засел в библиотеке, а потом опять, наверное, натащил домой книг и забыл обо всем. Когда показался Лихов, фигуру «Харта» различить уже было невозможно: беседка казалась сплошной черной глыбой. Андрей подошел, молча сел и обнял Наташу за плечи.
—
— Нет, — еле слышно ответила она и прижалась щекой к его плечу.
В шорох прибоя вплетались музыка и принужденный смех женщин.
— Знаешь, если долго смотреть на море, то возникает ощущение, что пространство вокруг тебя начинает сжиматься. Мне показалось, что, стоя на берегу, я видел всю Землю, маленькую, в цветных лоскутах, как школьный глобус. Слышались голоса тысяч и тысяч людей, они говорили тихо, понимая, что если все вместе начнут галдеть в полный голос, то у меня лопнут барабанные перепонки. Знаешь, я подумал: мы здесь все связаны, — Наташа вздрогнула, — все, все, все.
В кустах запели цикады. Они пели неистово, и было похоже, что они повторяют за Андреем слова «все, все, все», повторяют, конечно, на свой лад. Наташа пыталась разглядеть выражение его лица.
— Только что то же самое «Джоунс» сказал «Харту». Только что. Теми же словами: «Мы все здесь повязаны друг с другом».
— Глупышка, — Андрей погладил ее мягкие волосы. Она сидела нахохлившимся воробьем, беззащитная и близкая. — Глупышка! Ты повторяешь за мной все, как чеховская душечка. И во все начинаешь верить как в реальность.
— Знаешь, — Наташа будто не слышала его, прижалась еще ближе, — два часа назад я встретила того человека, как две капли воды похожего на Харта. Ну, помнишь? «Иван Сергеич! Ива-ан!» Помнишь? Он играл в шахматы вот здесь, в беседке. От него ушла жена, та, с пышной прической. Джоунс — или его двойник — утешал Харта.
— Похожих людей в мире тысячи, — резонерски сказал Лихов. — Разве не понимаешь?
— Понимаю, но жутко похожи! «Харт» и сейчас сидит там. Хочешь, посмотрим? — шептала она, глядя на теряющуюся во тьме ажурную деревянную коробочку, и потянула его за руку.
В беседке было темно, оба налетели на шахматный столик, на пол упала фигура. Они еще поблуждали в темноте, и Андрей сказал:
— Так я и думал — никого нет! Что я нашел! Не знаешь? Выключатель!
Щелкнуло, и беседку залил свет. Она была пуста. Лишь на полу валялся деревянный конь и скалил длинные, выступающие вперед зубы.
— Ушел. — Наташа была разочарована. — Завтра, когда будем завтракать, покажу их.
ШЕСТОЙ ДЕНЬ ОТДЫХА
Но этого ей сделать не удалось. Наверное, кончился срок путевок партнеров по шахматам, и их увез на вокзал огромный
пансионатский автобус, на одном боку которого было написано: «Грузия — страна курортов», а на другом: «Мы за мир».
Впервые увидев расписанный кузов, Лихов вспомнил, как весенним вечером его оторвал от рисования деликатный звонок в дверь. На пороге стояли тоненькая
шестом
Спустя несколько дней визит школьников повторился. Две упитанные девчушки протянули ему — одна лист, другая ручку. Он было возразил: «Ко мне уже приходили…» — но заметил надпись на листе: «Мы — против расизма» — и взял ручку. — «Это, наверное, были ребята из другого класса», — решила развеять его сомнения одна из девчушек. Глаза ее светились насмешливым ог—
I
нем убежденности в правоте дела, ради которого она затеяла диспут. Лихов не донес ручку до листа. «Но раз по кварти- ? рам могут ходить с таким же листом другие ребята, жильцы поставят свои подписи дважды», — сказал он. «Разве мы толкаем бас на обман? — тем же тоном превосходства задала вопрос бойкая девчушка. — Если не согласны, можете не подписывать». Она не хотела или не могла его понять: педагог он никакой. Лист он, конечно, подписал. Потому что тот отличался от первого адресом волеизъявления. Девчушка ушла, наверняка уверенная, что сломила косность пожилого жильца.
Когда пожилой жилец был в ее возрасте, он часто читал слова, о мире, выложенные мелкими камешками на зеленой траве насыпи, тянувшейся вдоль полотна железной дороги. В те годы под ними стояла еще и подпись. И Андрюшка готов был рядом поставить свою, потому что связывал как-то с этими словами слезы матери по отцу, которого никогда не видел. Сейчас ему хотелось бы стереть надпись про страну курортов и вывести: «Мы все повязаны», — но его могли не понять, поэтому он решил, что лучше оставить все как было. Вообще есть что-то привлекательное в том, чтобы все оставлять как было. На этом мы так часто попадаемся и проигрываем, так часто, и…
— По-крупному, — сказала Наташа.
Андрей изумился, потому что в сочетании с его мыслями реплика Наташи прозвучала неожиданно уместно. Но Наташа продолжила:
— Десять копеек вист! — и показала на четверых мужчин, играющих в преферанс.
— Откуда ты знаешь? — Андрей рассеянно смотрел на игроков, для которых мир вне стола не существовал!. Для них не было ни моря, ни неба, ни цветов, никаких человеческих проблем. Их интересовал только лист бумаги, расчерченный и испещренный цифрами и непонятными значками. В середине листа, в углу, образованном двумя пересекающимися диагоналями прямоугольника, была обозначена ставка: 10 коп. — вист! «Высмотрела, глазастая…»
День был пасмурным. На пляже нечего делать. А без пляжа отдыхающие совершенно беспомогцны. Они неприкаянно бродят по дорожкам и влажным тропинкам вдоль берега и меж стволов безразличных ко всему кипарисов. На лице мужчин и женщин растерянность. Они вырваны из круга привычных обязанностей: не нужно захватывать лежаки, купаться, выстаивать очереди за прохладительными напитками, сокрушаться, что нет катера для катания на водных лыжах (если его нет), нервничать, что придется судорожно сжимать мокрый скользкий фал, рискуя каждое мгновение уйти под воду (если катер есть), не надо натужно беседовать или смеяться, выслушав очередной античный (по древности, но не по изяществу) анекдот.