Час зверя
Шрифт:
«Осталось максимум три часа», — подумала Нэнси и, остановившись на углу, посмотрела по сторонам, нет ли где часов, но тут ее внимание привлекло нечто другое: повернувшись, Нэнси уставилась в широкую освещенную витрину магазина аудиовидеотехники. «Ньюмарк и Льюс», угловой магазин. «Праздничная скидка!» — сулили оранжевые неоновые буквы вспыхнувшей на витрине рекламы.
«Вот оно что», — тупо отметила про себя Нэнси. Вот откуда взялись чудища в электричке. Эту витрину тоже украшали различные чудовища. Картонный Франкенштейн в натуральную величину тянул к прохожим длинные руки; ведьма помешивала в чугунке ядовитое зелье; желтоглазый скелет навалился
Но не это остановило Нэнси. Кое-что более интересное притаилось в самой витрине, девять телеэкранов, установленных точно по центру, «Сони», диагональ двадцать один дюйм. Они располагались на полках, по три в ряд. Одинаковое изображение на всех девяти экранах. Миловидная дикторша с серьезным выражением лица поглядывает на прохожих. «Пятичасовые новости», — догадалась Нэн.
Она рассеяно уставилась на экран. Там ведь промелькнуло что-то еще? Что показалось на экране мгновение тому назад, что она заметила краешком глаза? Что-то знакомое, всколыхнувшее все воспоминания…
Несколько секунд Нэнси следила сквозь стекло за мимикой девяти одинаковых телезвезд. Все на одно лицо, все в окружении картонных вампиров и летучих мышей, на фоне затянутой черным крепом стены. Наконец Нэн разочарованно покачала головой. Ничего не было, привиделось. Глюки. Дежа вю. Она уже почти что отвернулась, и тут…
Картинка на экране сменилась. Нэнси приостановилась. Торчит тут на тротуаре, чучело в разодранной одежде. На миг она вдруг забыла, как пахнет ее перемазанное в грязи, крови и дерьме тело, забыла об опасной тяжести в трусиках, об исходящей от нее самой угрозе. Она смотрела сквозь окно витрины на девять телеэкранов, девять одинаковых картинок, девять портретов молодой девушки.
«Я ведь знаю ее?»
Миловидная девчушка в академической шапочке с кисточкой. Высокие скулы, щеки заливает румянец, на лице застенчивая улыбка. Блестящие темные волосы рассыпались по плечам. Глаза голубые.
«Я ее знаю».
Один взгляд на это лицо — и внутренности Нэн сжались от страха.
Другой, то «я», которым вы не хотите стать, ни за что не хотите.
Девять картинок, все девять изменились одновременно. Появилось изображение дома. Небольшой дом, коттедж, бледный кирпич, по стенам вьется ржавый плющ, маленькая лужайка, тень от тополя. Страх сгущался, нахлынули воспоминания, страшные воспоминания, но их не коснуться рукой. Ободранная, пропитанная дурными запахами девушка стояла на улице и глядела на экран телевизора, судорожно облизывая губы. «Что это? Что это?»
И вновь картинка сменилась. Мгновенная перебивка кадра, на всех девяти экранах одновременно: несколько мужчин выносят из дома носилки. На них темная бесформенная фигура. Черный мешок, в который кутают мертвых.
«Я знаю, знаю! Черт побери!»Желудок медленно вращался, точно центрифуга стиральной машины, дыхание участилось, сердце выбивало негритянскую дробь. Нэнси казалось, она уплывает куда-то далеко-далеко, покидает собственное тело, этот физический сосуд, наполненный глухим, бессмысленным страхом.
Словно загипнотизированная, девушка прилипла взглядом к экрану. Смена кадра. Множество людей на крошечной лужайке перед домом. Полисмены поспешно обходят фотокорреспондентов. Дрогнувшая в руке оператора камера
— О! — выдохнула Нэн. Быстро переместив ладонь от горла вверх, девушка прикрыла рот На нее с экрана, с девяти экранов, двигался мужчина, молодой парень в джинсах: черные волосы до плеч, усталые глаза. Она узнала его — несомненно. Узнала эти усталые, печальные одинокие глаза.
«Но ведь… я же его выдумала?»
Она не могла ошибиться. Резкие очертания лица, знаки пережитого. Поэт из ее грез! Тот самый поэт о котором она мечтала, исстрадавшийся художник, обвивший руками ее нагое тело. Нэнси сама выдумала его. Она вызвала к жизни грустные глаза, которые обернутся к ней, оторвутся от кипы бумаг на столе, взгляд обратится к постели, где лежит она, нагая, укрытая одной лишь простыней. И пожалуйста — вот он. Идет по дорожке, высоко вздернув плечи. Отстраняет рукой протянувшиеся со всех сторон микрофоны. Репортеры наседают. Полицейские окружают поэта со всех сторон, уводят в свою машину Нэнси переполнял страх, но теперь она испытала также и изумление: она создала идеальный образ, и вдруг — вот он, прямо перед глазами.
Прохожие услыхали ее вскрик. Сейчас на тротуаре, рядом с Нэнси собралось немало людей: вновь начинался час пик. Асфальт гудел в такт поспешавшим домой шагам. В вечернем сумраке горели живые глаза. Нэнси вскрикнула, и все услыхали ее, оглянулись в ее сторону, оглядели жалкую, грязную, оборванную, что-то бормочущую, с отвисшей челюстью бродяжку, постарались аккуратно обойти ее, а Нэнси стояла неподвижно, позабыв обо всем на свете, уставившись на девятикратное изображение в витрине «Ньюмарка и Льюиса», на девять лиц, глядящих на нее с девяти экранов, похожих, как девять капель воды.
И никто, ни один из прохожих не догадался, что лицо, на которое она смотрит, лицо на экране — это лицо Нэнси Кинсед.
Это она. Нэнси покачала головой, не в силах признать факты. И все же: вот она, девять раз, трижды по три ряда, смотрит с экрана на самое себя. Еще секунда, и она осознала происходящее, очнулась от транса. Рванулась вперед, подбежала к стеклянной двери, где поджидал покупателей изглоданный червями скелет. Вторглась в магазин.
Теперь собственное изображение окружало ее со всех сторон. Повсюду, на двух длинных полках вдоль стен магазина, в центре, на прилавке, протянувшемся поперек торгового пространства, лицо Нэнси Кинсед смотрело с экранов различной яркости и величины. Фотография, цветной снимок, чуть-чуть не в фокусе, но она узнавала широкие скулы, крепкий подбородок, которому опускавшиеся на шею пряди волос придавали некоторую женственность. Ясный, прямой и честный взгляд.
— Это я! — бормотала Нэн, поворачиваясь от одного экрана к другому, сливаясь со своим «я». — Это я! Я нашла себя! Вот же…
Откуда-то из-за кадра невидимый диктор, переносчик новостей, короткими, ритмичными строками передавал свою информацию. Нэнси попыталась сосредоточиться, вслушаться, но тут:
— Мисс?
Сперва она не поняла, с какой стороны послышался этот голос, но вскоре разглядела — приказчик, полнотелый индус в белой рубашке, под мышками — круги от пота. Узел красного галстука распущен, высвобождая воротник. Спешит к ней с того конца зала, отгораживает ее от Нэнси Кинсед на экранах, на полках.