Час зверя
Шрифт:
Она осталась на побережье какого-то пустынного пространства. Невысокие дома, занавешенные окна. В воздухе разлита вечерняя синева. Мимо проехало несколько машин, пешеходов не видать, только у дешевой забегаловки толпятся небритые мужики, черные и белые, все пьяны так, что лыка не вяжут. Размахивают руками, каждый пытается что-то втолковать приятелю.
Когда Нэнси вышла из автобуса, они на нее оглянулись: вид у нее и Впрямь был странный.
— Эй, малышка, — пробормотал один из пьянчуг.
Нэнси быстро миновала их, надменно распрямив спину. Решив, что отошла на безопасное расстояние, она оглянулась. Парни
Убийца!
Это она, ее собственное лицо. Отражение в затемненном стекле ресторации.
Господи. Страшно-то как.
Ужас кошкой прыгнул на нее, пригнул к земле. Это я! Я! Поглядите на меня! Это я должна убить его — кого? Господи, только посмотрите!Она прошла мимо ресторанчика, пристально глядя перед собой. Шагай, шагай! Но этот расплывчатый силуэт, стеклянный, ненавистный взгляд из окна… он шел рядом с Нэнси, бок о бок с ней. Я — это ты. Это ты. Это ты.Нэнси с угрюмым удовлетворением принялась терзать себя, припоминая, как ласковый доктор Шенфельд глядел на нее, сокрушенный болью в раздавленных яичках. Ужас, поплывший в глазах нянечки Андерсон, когда Нэнси запрокинула ей голову. А та бедная богатая дама, которую Нэнси ограбила. Ограбила, Господи Иисусе! «Вот какова ты, Нэнси Кинсед, — твердила она себе, бередя раны, радуясь боли. — Вот на что ты способна. Ты плохая, ты вовсе не хорошая девочка, плохая, плохая, отвратительная Нэнси».
Потом она осознала, что шагает вниз по ступенькам, проходит внутрь темного бетонного свода подземки. Она даже не заметила, как вошла сюда. Все происходило само по себе. Нэн вытащила из кармашка юбки гангстерским способом добытую пятерку. Нащупала там же свой нож, замечательный нож. Купив жетон, миновала турникет. Тут-то она наконец догадалась, что прекрасно знает дорогу, всегда знала ее, это составляло часть ее боли, несчастья. Она знала, куда идет, и вовсе не хотела этого, но ничего не могла поделать, не могла себя остановить.
— Я же мечтала танцевать, — бормотала Нэн в ожидании электрички. — А пришлось работать у Фернандо. Даже квартирку перестала подыскивать, а ведь хотела завести свое жилье. — Такое впечатление, что все ее поступки совершались независимо от ее воли, сами по себе. Превратилась в фаталистку, жаловалась подругам по мелочам, а потом раз — и снова сделала именно то, чего вовсе не хотела делать. Упустила из рук собственную жизнь.
Я мечтала танцевать.
А превратилась вот в это и даже сама не знает как. Теперь она едет на метро. Забралась на угловое сиденье, скрючилась. В вагоне еще восемь или десять пассажиров, они делают вид, что не обращают внимания на Нэн, а все-таки следят за ней исподтишка. Еще одна помешанная. Ничего опасного, просто надо на всякий случай поглядывать, для надежности. Нэнси в ответ угрюмо воззрилась на своих спутников. Поезд все ближе к нужной станции. С каждой остановкой нарастает тяжесть
«Сити-Холл». Сердце бьется резкими толчками. Язык непрерывно облизывает пересохшие губы. Она не посмеет вновь сделать это. Это безумие. Нельзя! Но двери, открываясь, скользнули в разные стороны, и Нэнси, поднявшись с места, присоединилась к кучке выходивших пассажиров. Шагнула на платформу. Она не может остановиться.
На перроне в ожидании поезда стояла редкая цепочка людей — все они вломились в состав, как только он остановился. Нэнси, проскользнув мимо них на середину платформы, отыскала глазами глубокую пещеру. Заглянула: бетонные колонны, дальше уходят рельсы. Она быстро глянула по сторонам. Вот двое негров согнулись на скамейке, дальше — женщина, сонно моргая глазами, прижимает к груди кейс. Копов нет. Ни одного полицейского поблизости. Нэнси тронулась с места. Осторожно, вроде бы небрежно. Отделилась от возбужденной толпы и двинулась к дальнему краю платформы.
Никто за ней не следил. Нэнси с трудом сглотнула, распрямила спину и зашагала быстрей. Она уже видела впереди ограждавшую станцию стену. Белый знак и красные буквы: «Входить или пересекать пути строго запрещено». Бетонный пол закончился, дальше — темнота. Тьма, глухая, стоячая, как пустота внутри Нэнси. Она шла и думала: «Не могу. Все сначала. Я не могу Честное слово».
Она уже достигла края платформы, металлической лесенки, ведущей вниз. Оглянувшись, отметила хиппи, торчавшего возле лестницы и наблюдавшего за ней со смутным интересом. Плевать на него. Ухватилась за перильца лесенки и быстро спустилась вниз, на рельсы.
Больше Нэн не оглядывалась. Она торопливо вошла в тоннель, шагая вдоль путей и прижимаясь к стене. Она старалась глядеть прямо перед собой, нацелить свой разум вперед, словно узкий лазерный луч. Но Господи, Господи, как же стучало ее сердце, как бился пульс в виске, словно крохотный металлический молоточек. Все чувства обострились, она уже далеко углубилась в тоннель, но его очертания становились все отчетливее, из сумрака выступали подземные колонны, обнаженные лампы под потолком горели среди труб и проводов, точно глаза монстра. Вдалеке, точно винтовочные выстрелы, щелкали провода. Ей удавалось на секунду сосредоточить свой лазер-разум, но тут же, шурша, мимо нее проскакивало нечто. Крыса? Что-то пострашней? Взгляд поспешно обегал две пары исчезавших во тьме рельсов, дыхание сбивалось, и все же Нэнси продолжала идти вперед. Шла быстро. Прямо вперед.
Вот оно. Еще несколько ярдов — и она окажется на том самом месте, где тоннель сужается.
— О-о, — забормотала Нэн. — Не надо, не надо. — Но она продолжала идти. Стены уже поднимались по обе стороны, вот и этот коридор со змеящимися, перетекающими друг в друга наскальными рисунками, вот извилистые буквы, пузыри расплескавшейся краски. Нэнси дышала с трудом, сердце комом забивало горло. Она все-таки вернулась на ту заброшенную станцию. Из тьмы проступили очертания перрона и забытых там мешков и мотков провода, над головой на стене — грязные росчерки граффити. Внизу, под платформой, угадывались маленькие сводчатые ниши. Там она оставила револьвер. Револьвер.