Чаша огня
Шрифт:
Из темноты на нас взглянуло бледное женское лицо, такое худое и болезненное, что кожа на скулах казалась серой. Огромные, похожие на колодцы черной воды, глаза испуганно застыли на мне. Я остолбенел и попятился. Видение длилось не больше минуты, затем женщина отшатнулась назад, растворяясь во мраке. Но глаза уже привыкли к сумраку и начали различать в глубине пещеры полунагие тела, лежавшие на каких-то свалявшихся шкурах, разбросанных на каменном полу. Я направил луч света туда и отчетливо увидел всех, кто здесь находился. Измученные бледные лица, тонкие руки, худые остро торчащие плечи — всего здесь было около двадцати женщин. Словно дикие
Вдруг в этой темноте пронзительно громко закричал ребенок. Я содрогнулся от неожиданности. И тут же в другом конце подземелья раздались чьи-то надрывные рыдания. Я почувствовал, как Тосико сдавила мою руку, но не обратил на это внимания, потому что меня жгли десятки глаз полных страха и отчаяния, слепо смотревших на нас из темноты.
Святое небо! Неужели это женщины Трудового Братства — гордые, независимые, красивые и свободные?! Что нужно было перенести, какие страдания и боль, чтобы превратиться в этих затравленных и бессильных существ?.. Я посмотрел на Тосико, ища у нее поддержки, и не узнал свою старую подругу. Лицо ее превратилось в неподвижную, застывшую маску. Она была бледна, как полотно, а губы закушены до крови. Она была в шоке, впрочем, как и мы с Ахмедом.
— Сестры! — выдавил я из себя, с трудом ворочая непослушным языком, и запнулся.
В свете фонаря, за спиной одной из женщин, появился темнолицый ребенок — маленький чумазый зверек, с большими, как у ночной птицы, глазами. Я почувствовал, как неприятный холодок пробегает по моей спине. Пожалуй, это было самым сильным потрясением за последние часы. Ребенок вцепился маленькими ручками в длинные, нечесаные волосы женщины, и стал еще больше похож на маленького проворного зверька. А в глазах его матери метались страх, отчаяние и ненависть.
Все! Я был не в силах больше смотреть на это!
— Сестры! — окрепшим голосом произнес я. — Не бойтесь. Мы пришли спасти вас!
Последовало долгое молчание, после чего, разрывая мучительно-тревожную тишину, заглушая страх и сомнения, раздался чей-то надломленный крик:
— Боже мой! Девочки! Ведь это наши!
И в ту же секунду, словно, могучий поток, неудержимо вырвался наружу из десятков истерзанных душ радостно-ликующий возглас: «Наши!!!» Захлебываясь рыданиями, они бросились к нам, уже не стесняясь своего вида, забыв обо всем на свете. Ошеломленный, растерянный, с навертывающимися на глаза слезами, я неуверенно обнял дрожащее худое тело одной из них, кинувшейся мне на грудь, и тут же десяток рук протянулись ко мне, и перед глазами замелькали залитые слезами радости лица. Я почувствовал, как мои ноги становятся ватными. Увидел, как плачет Тосико: не стесняясь, не скрывая слез, как бледен, растерян и взволнован Ахмед Кади, пытающийся успокоить обступивших его женщин.
— Родные!.. Милые!.. Наконец-то!.. Родные!.. Неужели это все?.. — неслось со всех сторон. Женщины наперебой пытались выразить свои чувства, но слова снова тонули в рыданиях. Да и могли ли все слова в мире выразить их радость, то облегчение и счастье, которое они испытали при встрече с нами? Сейчас я понял, что ради этого момента стоило рисковать своей жизнью, проникая сюда, за запретную границу вечных снегов. И нет большей награды для нас, чем эта безграничная радость освобождения, озарившая их лица живым светом надежды, словно дыхание весны коснулось холодных снеговых вершин.
Немного придя в себя,
— Всем внимание! Мы нашли наших женщин! Группа Остина срочно спускайтесь к нам. Нужна одежда и лекарства. Риг! Ты слышишь меня?
— Да, Максим! Я все понял, — немедленно отозвался взволнованный голос Остина.
— Пускай Ганга спуститься вместе с вами. Необходимо отыскать среди женщин Дивию Рана.
— Ясно.
И тут же пришло сообщение от Тима Ларо.
— Максим! Максим! Слышите нас? Мы обнаружили группу людей. С ними человек, по описанию очень похожий на Натана Мелеха.
— Что? Где они?
Я весь напрягся, словно в ожидании удара.
— Все они укрылись в башне у скалы! Мы пытались задержать их, но они оказали сопротивление… У нас есть раненные… С ними дети!
— Дети? — встрепенулся я. — Ждите меня! Ничего не предпринимать до моего прихода. Не давайте им уйти из башни!
— Понял. Ждем вас.
Я оглянулся на своих товарищей.
— Так. Тосико остается здесь, до прихода Остина и его людей. Ахмед, ты пойдешь со мной наверх.
— Нет! Я пойду с тобой! — снова категорически заявила Тосико.
— Послушай, Вей… — попытался возразить я, переглянувшись с Ахмедом. Он беспомощно пожал плечами.
— Ну, хорошо. Тогда Ахмед останется здесь, и будет помогать Остину. Выводите женщин наверх. Нужно оказать им всю необходимую помощь, — повернулся к Тосико. — Пошли!
На террасе монастыря, вымощенной грубыми плитами песчаника, я с наслаждением вдохнул холодного свежего ветра и впервые за последние семнадцать часов, ясно понял насколько затхлым был воздух в коридорах и подземельях монастыря.
Рассвело. Густой туман заполнил ущелье. Свинцово-черные стены скал внезапно вставали сквозь серую, порозовевшую сверху мглу, скрывавшую подножья гор. Я прикрыл глаза ладонью, задрал голову. Высоко вверху, врезаясь в холодное прозрачное небо, стояли снежные хребты. Их острые пики горели расплавленным золотом, стекавшим к подножью, пылая там тысячами ослепительных искр. Открывшаяся нам картина гор казалась чем-то нереальным и сказочным, по сравнению с мрачными подземельями, тьмой, страданиями и кровью, царившими там. Золотистая, прозрачная и невесомая дымка уже стелилась над ущельем, смешиваясь с туманом, пронизывая его солнечным светом. Бескрайняя горная страна лежала где-то поверх ее, уходя к горизонту застывшими волнами сказочного океана, победно сияя снегами.
Я перевел взгляд вниз. У шершавой квадратной колонны, подпиравшей плоскую крышу террасы, прямо на камнях сидел наш проводник Лайдж Тэл. Лицо у него было серым, как скалы в ущелье, и сам он как-то странно съежился, склонился вперед, прижимая к груди туго перебинтованную руку, которую уже обработали криораствором. Одежда его была выпачкана кровью.
Поэтика пробуждающихся ото сна гор сразу же померкла в моих глазах. Я опустился с небес на землю. Услышав наши шаги, Лайдж обернулся, и я не узнал «лунного барса». Глаза его глубоко запали, линия рта была трагически изломлена. Казалось, он постарел на десяток лет. Мы встретились с ним взглядами, и он тоскливо опустил глаза. В следующую минуту из узкой двери в боковой стене появился Лам Хонг с термосом в руках. Он увидел нас, но не подошел, а лишь кивнул в знак приветствия, и прямиком направился к проводнику. Только напоив его питательным бульоном, быстро восстанавливавшим силы, он вернулся к нам, хмуря брови.