Чаша отравы

Герасимов Игорь Владимирович

— Да... По-разному жизнь складывается... — прокомментировал Гена. — Моего уже год как нет. И у Дениса тоже... Ужас... У Рахима аж четверо, голодных...

— Будем надеяться, что они станут бойцами новой революции, восстановят Советский Таджикистан, — произнес Иван. — Только при новом социализме у людей будет перспектива и отступит голод.

— А можно допустить частный бизнес при социализме? — поинтересовался Денис.

— При социализме у нас он был. И сейчас есть в, скажем так, околосоциалистических странах. Если смотреть историю — то это и остаточный от дореволюционных времен частный капитал, и нэпманский капитал, и сельскохозяйственные артели, и промышленные, и индивидуально-кустарно-семейные предприятия в сфере мелкой торговли и услуг. Люди владели приусадебными хозяйствами, с которых и сами кормились, и сбывали продукцию на рынке. С другой стороны, до коллективизации в деревне доминировали кулаки, а перед падением социализма расползался, паразитировал на общественной собственности теневой капитал. По большому счету, социализм, конечно, должен так организовывать экономику, чтобы нужды в частном предпринимательстве не было вовсе.

Но, с другой стороны, на определенном переходном этапе такое, думаю, можно допускать. Главное, чтобы частники не кормились за счет всеобщего достояния, а были встроены в общую народнохозяйственную систему с безусловным доминированием общественного уклада, принадлежащего всем без исключения сообща, на равных. Сам по себе частный капитал социализм не разлагает, если сохраняется неизменным политическое целеполагание и власть не «сливает» строй, основанный на общественной собственности. Но уходить от этого в любом случае рано или поздно надо. С другой стороны, я об этом упоминал, а сейчас изложу подробнее — нужно сделать так, чтобы в гибкой системе управления социалистической экономикой нашлось бы место и низовой инициативе по созданию нового или изменению существующего товара, блага, услуги, по учреждению точки реализации, по разработке венчурного продукта. Чтобы можно было, скажем, коллективно вложить свои личные сбережения и направить их явно, адресно на тот или иной новый проект. Тогда администрирование можно доверить инициатору и инвестору. Но царем и богом, наподобие капиталиста-частника, такой человек быть не вправе — всё это надо встраивать в единую систему, а все, кто там работает, должны получать регламентированную зарплату и премиальные. Под контролем народа. Под содержательным, как при франчайзинге, контролем — со стороны отраслевой и региональной администрации, и плановых органов. С обратной связью со стороны потребителей, которые будут жаловаться и предлагать в режиме реального времени. При таком подходе выиграют именно те обладатели деловой хватки, кто не враждебен народу, не намерен паразитировать, а нацелен на создание нового и конструктивного, — при нынешнем капитализме им ходу не дают, а главенствуют те, кто отжимает у более слабых. Как-то так. Гибридный подход. Вполне реальный на базе современной техники.

— Ну, может быть... — согласился Игнатенко.

— Вообще, советский опыт показал, что если, в принципе, полностью запретить негосударственную торговлю и услуги, ориентированные на широкого потребителя, то это всё равно будет. Но те, кто занимались подобным, оказались на порядки токсичнее, чем те, кто занимался бы этим под контролем государства. Они агрессивно наращивали капитал за счет общенародного хозяйства и тем самым взращивали зерна классового общества, от которого народ избавился благодаря социалистической революции.

— Классовое общество... — произнес Эргашев. — В нем корень зла, так?

— Да, Рахим. Именно оно в основе всего негатива. Знаете, что неприемлемо больше всего в классовом обществе, раз уж мы начали обобщать? Вовсе не то, что ресурсы, жизненные блага распределяются неравномерно. И не то, что силы, кровь и жизни масс людей властители используют как инструмент в конкурентной борьбе друг с другом. Исключительно в своих частных интересах. А то, что управление заведомо неоптимально, иррационально, хаотично. Не в интересах общества в целом, а в интересах отдельных лиц и кланов. Остальные же беззащитны перед их волей...

— Да уж... — протянул Дашкевич.

— Злые языки говорят, что социализм — это прошлое. Но ведь однажды СССР решил, пусть и на менее развитой материальной базе, казавшиеся неразрешимыми проблемы. Избавил общество от той неприемлемости, о которой я только что сказал. Теперь эти проблемы вернулись. И, значит, тот способ их решения опять востребован. Многие предпочитают считать, что это просто исторический эксцесс, что он возник как флюктуация на переходе от одной социальной системы в России к другой. Мол, на фоне войны, при падении монархии в процесс неожиданно вклинилась группка чудаков, кто болел не за собственный интерес, а за всеобщий. Ну и пусть считают. Да, советский социализм в какой-то мере опередил свое время. Но всё равно — это стало началом великой эпохи. Даже эры. Я бы даже сказал, что именно в 1917 году началось то, что Ефремов назвал Эрой Мирового Воссоединения.

— У него она, насколько помню, заняла столетия... — вставил Игнатенко.

— Так и будет, разумеется. Счет идет именно на века. Мы не доживем до полного расцвета цивилизации и начала подлинной истории человечества. В эту эру будут и мирные периоды, и опустошительные войны, и победы, и поражения, и восхождения, и падения в пропасть. Первоначально тем, кто свершил Великий Октябрь, казалось, что еще несколько лет, и мировая революция установит коммунизм на всей планете. Не получилось. Но зато удалось закрепиться в одной стране, отбиться от внешних и внутренних врагов. Потом была Вторая мировая война, родилась мировая социалистическая система, рухнул колониализм. И, казалось, вот еще несколько десятилетий — и коммунизм победит. Не получилось. Социализм в Европе как ядро альтернативной цивилизации погиб. Но не всё так однозначно. Красное знамя держит поднимающийся с каждым годом Китай. Успешно развивается Вьетнам. Не сдается братская Белоруссия. Удерживают социалистические завоевания КНДР и Куба. Недавно в Непале коммунисты свергли монархию и пришли к власти. В Латинской Америке левые берут власть то в одной, то в другой стране, правда, с переменным пока успехом, но прогресс очевиден. В недрах человечества жива потребность в преодолении накопившихся противоречий. Причем исходя из всеобщего интереса, ибо только это — по-настоящему эффективное решение проблем. Если смотреть на то, как зарождался и побеждал капитализм, то можно увидеть некоторые аналогии. Первая волна — Реформация, Тридцатилетняя война, становление независимых Нидерландов, Фронда во Франции, буржуазная революция

в Англии. Потом откат на полтора века — но неполный откат. Англия, где хоть и произошла реставрация, сохранилась монархия и власть аристократии, всё же встала на капиталистический путь развития. Славная революция, кстати, завоевания реставрации частично отменила. Те же Нидерланды развивались как буржуазное государство... Потом, спустя более века, — вторая волна, это завоевание Соединенными Штатами независимости, это Великая Французская революция, ее вырождение в наполеоновщину, Реставрация... Частичное отбрасывание реставрации, Июльская революция... Революция 1848 года, причем волна эта прокатилась по всей Европе... Наполеоновский переворот — в смысле, Наполеон Третий... Волны различных размеров, группы волн набегали и откатывались. А там уже зарождалось новое начало, со своими волнами, — социалистическое. Выступление лионских ткачей. Чартистское движение в Британии. Маркс и Энгельс, Манифест Коммунистической партии, Первый, потом Второй Интернационал... Парижская Коммуна. Расстрелянная демонстрация чикагских рабочих, положившая начало Первомаю. А потом — поистине девятый вал, наш семнадцатый год... Мощнейший стремительный натиск, непосредственно почти на полмира, а опосредованно — на весь мир. Правда, ненадолго, сейчас мы переживаем глубокий спад, симметрично первому серьезному накату. Но всё равно — ничего ровным счетом еще не кончено. Так, пульсациями, и вершится история. Так и развивается, восходит разумная цивилизация. Я вижу это — как историк и философ. Я вижу, что будет дальше, пусть и не при нашей жизни, но вижу. По-другому быть не может.

— Хорошо, если так... — сказал Рахим.

— Капитализм уже изживает себя. Как в свое время изжил себя феодализм. Абсолютизм, свергнутый буржуазными революциями, стал вершиной феодализма, его предельной консолидацией и одновременно преддверием капитализма, причем даже вне зависимости от того, хотели ли его наступления дворяне — носители власти, и крестьяне — подавляющее большинство населения. Теперь мы переживаем глобальную консолидацию капитала, фашизацию, которой, в эпоху отката первой волны социализма, пока ничего не препятствует. Всё же крайне удачный термин — фашизация. Исторически возник как обозначение первого такого движения, первой такой общественной модели — в Италии. От слова «связка», «пучок». То есть искусственная, навязанная сплоченность — разумеется, в интересах высших. А обобщенно — предельная концентрация вот этих высших, то есть высшего капитала...

— Кстати, да, — согласился Гена.

— Так вот... Нынешняя, полноценная глобальная фашизация выступает как аналог формирования абсолютистской надстройки над феодализмом, в отличие от «пробных» эпизодов прошлого. Но она же является, также по аналогии, преддверием общемирового социализма и коммунизма. Вне зависимости от того, хотят ли этого элиты и даже народные массы. Фашизм естественным образом олицетворяет неприкрытую деградацию. Налицо заведомое отсутствие перспектив для подавляющего большинства населения и для человечества в целом как сложнейшего социального организма. Да, это характерно не только для России, но и для всего мира. Полное моральное и идейное банкротство капитализма будет усугубляться с каждым годом, мы видим это хотя бы в его нынешних абсурдных проявлениях. И как только начнет зарождаться новая восходящая социалистическая волна, пусть даже и не здесь... мы всё же не одни на этой планете... то фашизм начнет быстренько, хоть и кроваво огрызаясь, таять, как снег под весенним солнцем. СССР, павший и растворившийся в истории, всё равно продолжает светить нам. Светить своим опытом и своим бессмертным примером. Хотя бы на том основании, что если тогда, при меньшем уровне развития производительных сил, люди жили лучше в большинстве своем, то, выходит, это не прошлое, а будущее? Будущее, в котором объединят свои усилия свободные от угнетения люди, чтобы переустроить жизнь общества на рациональных научных основах.

— Как писал Некрасов — «жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе»... — сказал Денис.

— Но мы эту пору строим отсюда. Она наступит усилиями не только тех, кто будет жить тогда, в будущую эпоху, но и нашими. Непосредственно нашими усилиями — ради них, потомков. Надо жить, бороться и творить с осознанием этого, — произнес Смирнов.

Минск, 31 декабря 2020 года

До Нового года оставалось меньше получаса. Последними из родственников и друзей в квартиру Григория Валентиновича вошли Саня с Ирой. Стол уже был накрыт, и хозяева с гостями разместились на диванах и стульях.

— Ну, вроде все в сборе, кто должен был прийти... — сказала Наташа. — Давайте споем, что ли...

Сидящий рядом Максим передал ей гитару, и девушка начала перебирать струны:

Белы снег, белы снег, белы снег, белы цень, Белы снег, белы снег, белы снег, белы дзень, Ты куда мяне клiчаш, паслухай, Завiруха мяце, завiруха, На дварэ нi машын, нi людзей, На дварэ нi машын, нi людзей...

— Да... Хорошо сидим... Хорошо, что мы все здесь снова собрались. Тем же составом... — сказал Саня, когда допели песню. — Несмотря ни на что...

— Да уж... — согласился отец. — Трудный год был. И знаковый. Год, когда мы отстояли свою независимость, когда наш народ показал, чего он стоит. Народ, а не черви без роду и племени, которые безосновательно объявили себя народом... Пока у нас практически без потерь...

— Если не считать моего колена, — сказал Максим, сжав в руке тросточку.