Часовые Вселенной
Шрифт:
— Вполне естественно. Будь я собакой, я бы поступил так же.
— Я не шучу,— заверил Лиминг.— Я говорю совершенно серьезно.
— А в чем дело?
— Мы ввели дозу вируса этому животному сегодня в полдень, прямо в этой клетке, после чего быстро вышли и наблюдали за результатами с другой стороны решетки.
— И что случилось?
— Сперва пес вел себя нормально, вылизывал место укола, бесцельно бродил по клетке и бросал на нас удивленно-укоризненные взгляды, как бывает у собак, которые считают, что их ударили ни за что. Спустя четыре минуты он упал, судорожно
— А потом?
— Пес удивительно быстро пришел в себя,— продолжал Лиминг.— Он десять раз обошел клетку, изучая каждый ее уголок и явно пытаясь найти возможность сбежать. Когда это ему не удалось, он зарычал на оказавшегося рядом Балира... С такой ненавистью, что это надо было видеть. Уж не знаю что и как, но пса словно подменили.
— Сейчас он выглядит достаточно спокойным,— заметил Харпер.
— Я знаю. И это очень важно. Он разозлился на Балира, потом обратил свою ярость на меня. Пару часов он выказывал маниакальную вражду ко всем, оказывавшимся поблизости. Эмоциональная реакция на лишение свободы?
— Возможно.
— Но через пару часов его поведение изменилось — так быстро, как актер меняет костюмы между актами. От ненависти не осталось и следа. Пес делал все, чтобы втереться в доверие к Ба-лиру, и устроил такое представление, что тому даже стало его жалко. Видя или ощущая результат, пес удвоил усилия, стараясь добиться его дружбы. Однако Балир — ученый и не позволил себе поддаться нелогичным чувствам. Потому он не стал отвечать взаимностью.
— И что было дальше?
— Пес попытался подлизаться ко мне. Без стыда признаюсь, что порой мне становилось его жаль — пока я не вспоминал, что могу выразить сочувствие лишь двумя способами. А именно — войти в клетку и погладить его, что могло быть весьма опасно, или выпустить его на свободу, что могло привести к настоящей катастрофе. Так что я остался непреклонен.
— Это все?
— Нет. Сегодня утром он попытался проделать свои трюки с Джимом Кэлторпом, который приносит ему еду. Кэлторпа предупредили, чтобы он пользовался перегородкой и держался подальше от собаки, что бы ни случилось. Он тоже не поддался на собачьи заигрывания. Теперь пес испытывает ту же тактику на вас.
Взглянув на Харпера, Лиминг спросил:
— Какие выводы вы можете сделать из подобного поведения?
— Конструктивное мышление,— ответил Харпер.— Пес понял, что сбежать отсюда без посторонней помощи невозможно. Единственный для него шанс — найти слабовольного человека, который согласится на сотрудничество. И теперь он пробует разных кандидатов на эту роль по мере их появления.
— Именно это я и подозреваю. Но если мы правы и пес действительно подбирает подходящего сообщника, не слишком ли он умен для рядовой собаки?
— Не знаю. Правда не знаю. Как я уже говорил, я не специалист по собакам. Все, что мне известно,— это что некоторые собаки бывают весьма умны и способны решать не слишком сложные задачи. Про таких говорят, что они почти как люди.
— Да, но у исключительно умной собаки способности развиваются почти с рождения. Они не появляются внезапно, как новый ошейник.
— И что дальше?
—
— Есть неплохой выход,— предложил Харпер,— если кому-то хватит смелости на такое пойти.
— И какой же?
— Прикончите пса, извлеките из его тела эту дьявольскую жидкость и введите ее человеку. Или, если вам не жаль содержимого пробирки, которую вы показывали мне в лаборатории, воспользуйтесь им — заодно сэкономите время и не дадите возникнуть лишним проблемам.
— Это невозможно! — заявил Лиминг.
— Покажите мне человека, которому сделана инъекция, и я смогу с уверенностью сказать, сумели ли вы определить и выделить истинную причину всех неприятностей.
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Мы не можем подвергнуть человека столь опасному испытанию.
— Сейчас науке уже поздно считаться с моральными критериями. Такие времена миновали пятьдесят лет назад. Сегодня еще одна грязная проделка пройдет незамеченной. Общественность привыкла к мысли, что все мы дегенерировали до скопища морских свинок.
Лиминг неодобрительно нахмурился.
— Все могло бы пройти нормально, если бы нам удалось найти добровольца,— сказал он,— Вот только где его взять? Вы же не согласитесь на роль подопытного, так?
— Не соглашусь. Даже если бы я оказался настолько безрассуден, мне бы этого не позволили. Дядя Сэм считает меня чересчур ценным, чтобы потерять.
Харпер ткнул в грудь Лиминга толстым пальцем.
— И уже сам этот факт подсказывает, где вы могли бы взять вашу экспериментальную тушку. А именно — среди тех, кто не представляет ценности, чья судьба никого не волнует, включая их самих.
— То есть?
— В камерах смертников сидят десятки головорезов, ожидающих, когда их отправят на виселицу, электрический стул или в газовую камеру. Дайте любому из них шанс, пусть даже один из тысячи, получить свободу — и увидите, как он за него ухватится. Скажите, что хотите сделать ему инъекцию. Если он умрет — что ж, ему все равно предстоит умереть. Но если его удастся вылечить, он получит прощение и будет освобожден. Возможно, ему даже найдется место на государственной службе, в награду за оказанную обществу услугу.
— Я не обладаю властью принимать подобные решения, выходящие за рамки закона.
— Кто-то же обладает. Найдите его и пинайте, пока он не проснется.
— Сомневаюсь, что на это способен тот, кто стоит ниже президента, и даже для президента это почти предел полномочий.
— Ладно. Тогда добивайтесь встречи с президентом. Если вы до него не доберетесь, это сделает кто-то другой и с куда более чудовищной целью.
— Послушайте, Уэйд, говорить — одно, а делать — совсем другое. Вы когда-нибудь пытались добраться до высокого начальства?