Часовые Вселенной
Шрифт:
— Все войны продолжаются слишком долго,— заметил Рэйвен.
Мысль эта показалась собравшимся весьма глубокой. Послышалось одобрительное бормотание, многие кивнули. Двое даже бросили на капитана взгляды, хотя и мимолетные.
— Хуже всего то,— продолжил Герата,— что нас хитростью вынудили запутаться в нашей же сети, и выхода из сложившейся ситуации не существует... По крайней мере, выход нельзя найти официальными способами. Каким в данном случае будет наш ответ?
Не ожидая предложений членов Совета, он сам ответил на свой вопрос:
— Мы должны действовать неофициально.
— А я должен стать козлом отпущения? —
— Да, вы будете козлом отпущения,— подтвердил Герата.
На мгновение повисла тишина — пока Рэйвен вежливо ожидал продолжения, члены Совета погрузились в раздумья. У них имелся веский повод для размышлений. Войны случались и прежде, в далеком, очень далеком прошлом; некоторые из них тянулись медленно и мучительно, другие были быстрыми и кровавыми. Но все эти войны велись на Земле.
Конфликт между планетами был чем-то новым, совершенно иным. Он порождал беспримерные проблемы, к которым были неприменимы уроки прошлого. Более того, эта новая война, что велась с помощью новейшего оружия, с применением невиданных прежде технологий, ставила вопросы, не имевшие ответов в опыте былых веков. Сейчас можно было опираться лишь на жестокие и мрачные факты современности.
— Венеру и Марс,— после недолгого молчания угрюмо заговорил Герата,— давно населяют представители вида «человек разумный», такие же, как мы, из той же плоти и крови. Они — наши дети, но больше не считают себя таковыми. Они полагают, что уже достаточно взрослые, чтобы отправляться куда им вздумается, поступать как угодно и возвращаться домой, когда им заблагорассудится. Последние несколько столетий они ратовали за самоуправление. Они требовали ключей от дома, еще не успев обсохнуть после крещенской купели. Мы снова и снова отказывали им. Мы говорили, что нужно подождать, проявить терпение.
Герата снова глубоко и протяжно вздохнул.
— Понимаете, в какое положение это нас ставит?
— В какое? — снова улыбнулся Рэйвен.
— Мы оказались перед лицом дилеммы, где одно решение не лучше другого.
Герата беспокойно поерзал в кресле.
— Без самоуправления марсиане и венерианцы остаются землянами. Они официально, на законных основаниях, делят с нами наш мир и пользуются теми же правами, что и земляне; являются такими же гражданами, что и мы.
— И?..
— И это означает, что они могут прилетать сюда, когда захотят, группами любой численности и оставаться здесь, сколько пожелают.
Подавшись вперед, Герата раздраженно хлопнул ладонью по столу.
— Они могут запросто войти в открытую дверь, нашпигованные мыслями о саботаже и всякими злобными замыслами, а мы не можем их остановить. Мы не можем отказать им, пока не сделаем теми, кем они и стремятся стать, а именно — чужаками. Но чужаками мы их делать не будем.
— Скверно,— сочувственно проговорил Рэйвен.— Насколько я понимаю, для такого решения у вас имеются серьезные причины?
— Конечно. Десятки причин. Мы препятствуем чужому прогрессу вовсе не из извращенного упрямства. Но бывают времена, когда приходится жертвовать желаемым ради того, чтобы получить жизненно необходимое.
— Нельзя ли конкретнее? — попросил Рэйвен.
Герата поколебался, потом снова заговорил:
— Главная причина известна лишь нескольким избранным. Но я могу сказать: мы приблизились к тому, чтобы достичь Внешних планет. Это скачок, чертовски большой
— Могу себе представить,— согласился Рэйвен, думая о стратегическом положении Марса и о невероятно богатых топливных ресурсах Венеры.
— И это далеко не все.— Г ерати понизил голос, чтобы слова его прозвучали более весомо.— Со временем будет совершен новый скачок, который доставит нас к альфе Центавра, а может, и дальше. Есть неопубликованные, но достаточно убедительные данные, говорящие о том, что в конечном итоге мы можем встретиться с другой высокоорганизованной формой жизни. Если это произойдет, нам придется держаться вместе, как бы сильно при других обстоятельствах мы ни были разобщены. Тогда не время будет говорить о марсианах, венерианцах, землянах, юпитерианцах и так далее. Все мы станем жителями Солнечной системы. От этого никуда не деться. Так должно быть, и так будет, нравится это или нет склонным к национализму субъектам.
— Таким образом, вы сталкиваетесь с очередной дилеммой,— заметил Рэйвен.— Мир можно обеспечить, опубликовав факты, на которых зиждется ваша политика, но это вызовет всеобщую тревогу и противодействие дальнейшей космической экспансии.
— Именно. Вы попали в самую точку. Слишком далеко зашел конфликт интересов.
— Гм... неплохое начало! Взаимная вражда, какую даже трудно себе вообразить. Мне это нравится — напоминает занимательную шахматную задачу!
— Именно так и воспринимает проблему Карсон,— сообщил Герата.— Он называет ее «супершахматами» — вам еще предстоит узнать почему. По его словам, пришло время поставить на доску новую фигуру. Вам лучше встретиться с ним прямо сейчас. Карсон обшарил весь мир, чтобы найти такого человека, как вы.
— Меня? — изобразил легкое удивление Дэвид Рэйвен.— Что же, по его мнению, во мне такого особенного?
— Этого я не знаю,— Герата явно не горел желанием развивать эту тему.— Подобные вопросы находятся в исключительном ведении Карсона, а у него имеются свои тайны. Вы должны с ним немедленно встретиться.
— Очень хорошо, сэр. Что-нибудь еще?
— Только одно: вас доставили сюда не для того, чтобы удовлетворить наше любопытство, а для того, чтобы вы поняли — за вами стоит Мировой Совет, пусть и неофициально. Ваша задача — придумать, как закончить эту войну. У вас не будет ни документов, ни полномочий, ничего, что отличало бы ваш статус от статуса любого другого человека. Вам придется полагаться лишь на свои способности и нашу моральную поддержку. И это все, что у вас будет!
— Вы считаете, перечисленного хватит?
— Не знаю,— озабоченно признался Герати.— Но не в моем положении об этом судить. Карсон куда более компетентен в таких делах.
Наклонившись вперед, Герата выразительно добавил:
— Если хотите знать мое мнение, очень скоро ваша жизнь не будет стоить ломаного гроша... Но я искренне надеюсь, что ошибаюсь.
— Я тоже,— бесстрастно ответил Рэйвен.
Все снова беспокойно зашевелились, подозревая, что он втайне потешается над ними. Потом опять наступила полная тишина; если раньше люди избегали смотреть на Рэйвена, теперь все не сводили с него глаз. Он поклонился и столь же неспешно и уверенно, как вошел в эту комнату, покинул ее под тихое шуршание ковра. Бесшумно закрылась большая дверь.