Частная Академия. Осколки
Шрифт:
— Ну как он?
Едва открывается дверь спальни деда, отец уже вскакивает с кресла и подлетает к врачу. Как будто тот может сказать что-то новое. И так же все ясно.
Кардиолог смотрит на нас уставшим и немного раздраженным взглядом
— Операция, конечно, предпочтительна, — осторожно начинает кардиолог. — Однако нет гарантий, что после нее не будет осложнений.
То есть дед может умереть или лишиться дееспособности. А это и так его ждет, если все останется как есть.
Мы с отцом молчим, а врач, не получив от нас больше никаких вопросов,
— Понятно, что Арсений Анатольевич будет решать сам, но решать надо оперативно.
Новость о состоянии деда оказалась неожиданной не только для меня, но и для нашего семейного врача, и для частной клиники, где мы все каждый год проходим диспансеризацию. Какого хера, спрашивается, если они все прососали болезнь?
— Он спит, не будем его напрягать, — отец кивком показывает на дверь. — Пошли в кабинет, поговорим.
Чего он хочет, я знаю и свой ответ тоже. Не для этого я мудохался полгода, да и деда хоронить рано.
Отец для меня никогда не был авторитетом, а в последнее время совсем сдулся. Чем больше я погружаюсь в наш семейный бизнес, тем больше восхищаюсь дедом. Как он вообще все это сохранил с такими мудаками, как я и отец. Всю жизнь мы только брали и ничего не отдавали. Отец не изменится, и сейчас его не заботит здоровье деда, им движет страх все потерять, потому что все держится на двух китах — конкретно на личных связях Арсения Баева и на его сенаторстве.
Мне не за что уважать человека, давшего мне жизнь. Никаких иллюзий я не питаю — ему и деду нужен был наследник и все. Но дед хотя бы помнил обо мне всегда. Так что своим авторитетом отец точно давить на меня не сможет. Даже любопытно, что придумает.
Он нервно прохаживается по кабинету, не знает, как начать. С того момента как я стал рулить сетью наших уральских заправок, его отношение ко мне немного изменилось. Стало менее высокомерным и требовательным. Он прекрасно понимает, кто станет главным, когда дед уйдет. Да и наследство, если дед не переписал завещание окажется большей частью у меня. Так что не в интересах моего папы ругаться со своим единственным сыном.
Наконец он взрывается.
— Ты же понимаешь, что без деда мы не справимся?! Нас поджимают со всех сторон. Нужна помощь, чтобы выстоять.
Медлю с ответом, наблюдая как наливаются кровью впалые щеки отца.
— Кто и где поджимает, папа? Насколько я знаю, есть два уголовных дела в отношении бывших партнеров деда. И то не факт, что их осудят, там эпизоды из 1990-х, кажется.
— Мальчишка! Что ты понимаешь? — отец на пределе, похоже. Как же его торкнула дедова болезнь. И ведь не за старика беспокоится.
— У деда неприкосновенность от уголовного преследования. Если законы не поменяли. Чего ты так кипишишь?!
— Да потому что мозгов у меня побольше, чем у тебя и опыта жизненного тоже! А ты зарвался, одну сделку удачно провернул и считаешь себя богом! Это пока у него неприкосновенность. Прецеденты были, у нас есть сенатор, который сидит на пожизненном. А для твоего деда любой срок окажется пожизненным. Но ты можешь помочь
— У Юстины есть волшебная палочка, и она может избавить сенатора от уголовки? Пап, ну хватит уже.
Слышу за спиной тяжелые шаги.
— Не Юта, конечно, но вот ее семья может нам всем помочь, Тёма. Зря ты так с отцом, он плохого не посоветует. Саш, иди погуляй, я сам со своим внуком поговорю.
Дед не дает мне помочь ему сесть, выглядит неважно, но намного лучше, чем когда я приехал сразу же после приступа.
— Тебе лежать надо, дед! Мы тут сами…
— Сами! Ага! — он громко фыркает и замолкает ненадолго. Потом нажимает на кнопку пульта и велит принести мне чай, а ему таблетки и воду. Смотрит на меня мрачно, в его глазах я вижу старательно спрятанное беспокойство.
— Я не врал тебе, когда помолвку порвал вашу с Юстиной. Сам думал, что есть еще лет пять, чтобы тебя натаскать, чтобы оброс связями нужными, заработал авторитет. Но лепить из тебя настоящего наследника надо было раньше. Это я виноват, Тёма. А расплачиваться придется всем нам. Поджимают меня. Новый губер пришел, из этих, молодых. Я для него чужой. Мне уже нашептали — на дни идет счет. А потом начнется… веселье.
Он неуклюже смеется, потом сильно закашливается, я едва успеваю подать ему воду и лекарство, принесенные горничной.
— Реально могут посадить из-за какого-то старья?
— Для таких людей как я не бывает срока давности, Артем. Начали с академии нашей, ректора придется менять и весь попечительский совет тоже. Иначе лицензию отберут государственную. Жду, что уже и в бизнес вот-вот зайдут. Знаешь же как бывает? В один день сразу везде выемка документов, обыски… но скорее всего, после того как из сенаторов попрут. Хотя могут и раньше. Превентивно, так сказать!
Сижу как кувалдой прибитый. Не могу поверить, что все может вот так рухнуть, но дед не стал бы врать. Не в том он состоянии.
— А если сейчас уехать из страны? Подождать пока не уляжется…
— Бежать и тем самым признать свою вину? Тёма, ты идиот?! Это значит, мы потеряем все. Я потеряю все, на что положил всю жизнь. И не только свою, если уж на то пошло. Лучше здесь сдохнуть.
Пытаюсь мыслить рационально, но дед откровенно пугает.
— Ты знаешь, кто за всем стоит?
— Знаю, но это не важно. Мне не выстоять. Решение ты знаешь. Даже если я не отобьюсь, то активы хотя бы сохраню для вас с папой.
— Дед… я…
Перед глазами встает несчастное лицо моей девочки. Мира. Мой мир. Она не простит. Уйдет сразу, как только узнает. Понимаю это с отчетливой ясностью, как и то, что ни за что ее не потеряю. Она останется со мной. Иначе все лишено смысла. Только Мира и жизнь деда, которому я обязан всем. А он не переживет, если все потеряет.
Дед легко читает мои мысли.
— Твоя девочка должна это понять, если тебя действительно любит, а не хочет легко устроиться в жизни. Ну а если нет, нужна ли тебе та, кто не будет с тобой до конца, а? Потерпит жену, не растает.