Частная жизнь парламентского деятеля
Шрифт:
“Я же удалюсь и одна буду бороться с позором и угрызениями совести. Вы вновь возвратите утраченное, вы мат, ваш муж вернется в вам. Но я умоляю вас, Сусанна, не заходите слишком далеко в вашей строгости. Я боюсь растравить вашу рану, сказав вам это, но тем не менее я обязана сказать, в виду ваших же интересов: любовь еще слишком сильна, он еще не поборол ее, и если, например, начать дурно говорить о мне, кто знает, на что он будет способен?..
“Я долго раздумывала о всех этих вещах: кризис, который мы пережили, роковым образом должен был разрешиться и когда первое ужасное впечатление минует, мне кажется, что мы почувствуем себя почти счастливыми, как будто после необходимой операции. Операция мучительна, но какое облегчение, когда она наконец сделана!.. Больше уже не надо лгать,
“Моя названная мать, умоляю вас, не будем мстить друг другу! на нас обрушилось несчастие, это правда, одна из нас должна уступить место другой. Ну и что-жь, вы видите — я уступаю. Я не желаю унести с собою мучительное сознание, что я разбила вашу семейную жизнь и отняв у Мишеля все его привязанности, оставила его на развалинах разрушеннаго очага. Скажите, Сусанна, неужели же он не заслуживает лучшаго? Я вас прошу, будем думать больше о нем, чем о себе, постараемся так сделать, чтобы впредь он не страдал.
“О, как бы я желала слить вместе мою любовь, жалость, угрызения совести с вашей нежностью и прощением! Пусть наши чувства, смешавшись, окружат его особой атмосферой, в которой его душа будет вкушать мир и радость. Я желаю дать ему лучшее, что в нас есть, украсить его жизн всем, что есть самаго чистаго в сердце женщины: состраданием, сочувствием. Но я знаю, что это не в моих силах. Вы одни можете выполнить эту задачу, Сусанна; и хотя ваше сердце и ранено, но оно достаточно благородно, чтобы попытаться это сделать.
“A для этого, прежде всего нужно, чтобы вы все простили, без задней мысли, так чтобы и не помнить потом зла. A что вы простите, я в этом уверена. Помните, что вся вина нашей бедной любви в том, что она возникла. Но в ней нет ничего такого, чего женщина не может простить. Я же исчезну с фона его жизни, обещаюсь вам. И если эта жертва может хотя отчасти исправить то зло, которое я причинила, если она может принести ему и возвратить вам хотя частицу счастья, я буду считать себя прощенной и находить почти счастливой”. “Бланка Эстев”.
Бланка — Мишелю.
“Что делать, что делат? Настала роковая минута и моя тоска в тысячу раз злее, чем я предполагала. Не покидайте меня, Мишель, не покидайте никогда: что я буду без вас делать? Если бы я могла свидеться с вами, поговорить хоть минуту, я была бы спокойнее, наше положение стало бы хоть сколько нибудь для меня яснее. Но я даже думать не могу, я чувствую только себя раздавленной позором и мне представляется, что подняться больше я уже никогда не буду в силах. Я не стыжусь любить вас, неть, но мне стыдно всего этого лицемерия, на которое мы так долго будем осуждены. Эта ложь, которою мы прикрывались, давит меня, душит, отравляет меня. Не проще ли, не благороднее ли говорить истину?.. Но тогда Сусанна будет страдать, а вы… Боже мой! ложь не послужила нам ни в чему. Сусанна страдает по нашей вине. Она нас презирает, без сомнения, она не знает, как мы боролись с собой и как мы, прежде всего, несчастны… И все же она добра и когда первая острая боль пройдет, она нас простит, я убеждена в; ;этом, она нас пожалеет быть может.
“Я уезжаю, Мишель. Я буду в Лионе, у моих друзей Е., которые давно уже звали меня в себе. И постараюсь найти средство скрыться навсегда из виду. Больше я не буду играть никакой роли в вашей жизни. Но я не могу сделать это вдруг, резко порвать с вами, я должна сделать это незаметно. Моя мать ничего не знает. Необходимо, чтобы ей так все и осталось неизвестно.
“А вы, Мишель, вы оставайтесь, не разыскивайте меня и не пишите мне. Друг, дорогой друг, ты должен сам чувствовать, что эта жертва необходима, что она одна в силах вновь завоевать тебе симпатию и привязанность твоей жены. О, ты счастливее меня, а это несколько меня утешает. Да, тебе остаются обязанности государственнаго человека, дело будет отвлекать тебя от грустных мыслей, разсеявать тебя. Наконец у тебя есть дети. Я так любила этих милых девочек, любила ужь потому одному, что оне твои дочери, и мне не достанется счастья видеть, как оне выростут! Оне также меня любили. Быть может оне будут спрашивать обо мне… О, пусть никогда не узнают оне таких часов, какие я теперь переживаю…
“А я… я буду одинока, так одинока, когда
“Вы видите, как я слаба. Во мне нет ничего геройскаго, Мишель. Я страдаю, мне хотелось бы, чтобы меня утешали, как ребенка. Но вы конечно понимаете, что я высказала все это лишь в силу сладкой привычки ничего от вас не скрывать, но в глубине души я ни в каком случае не желала бы бежать с вами. Мы унесем с собою слишком много угрызений, которыя убьют наше счастье… и может быть, даже нашу любовь. A я не хочу, чтобы наша любовь умерла; я хочу сохранить ее в целости, без пятна, до последняго вздоха. Ведь в ней все благо, все, что дала мне жизнь прекраснаго! Пока я не любила, я не верила истинным образом, потому что лишь полюбив я поняла, что такое вечность. Наша любовь безконечна и вечнаго нет там, где нет тебя. И что-жь, теперь, когда любовь стала мукой, теперь-то мне кажется, что я близка к Богу, который прежде казался мне столь далеким. Быть может эта вера утешит меня, даст мне силы перенести утрату, ужасное одиночество, которое поглотит меня, безмолвие, на которое я отныне осуждена: ведь я вам не буду больше писать. Вы будете получать обо мне известия только через мою мать или наших общих друзей. Необходимо отказаться от всего, что составляло наше счастье, чтобы Сусанна была вполне спокойна, чтобы она была совершенно убеждена, что между нами порваны всякия отношения. Еще не случалось, чтобы любовь выдержала разлуку…
“Мой милый друг, сердце мое полно воспоминаний, я мечтаю о тех прекрасных часах, которые более не вернутся… Я хочу кончить мое письмо, так как я сказала все, что желала и могла тебе сказать,— хочу кончить… и не могу. Я чувствую, что с этими словами кончается наша близость, что в последний раз я даю сердцу волю все высказать свободно, что когда я сложу этот лист, наступит окончательная разлува.
“Помнишь, что я написала тебе в первом письме?.. Я сказала тогда: чтобы ни случилось, выпадет ли мне счастливая или несчастная доля, что до того? Я получила свою долю юности и счастья, ея довольно, чтобы озарить мои несчастные дни, и когда они придут, я не буду иметь права жаловаться…
“Несчастные дни настали, Мишель, и я не буду жаловаться… но отчего это все так быстро миновало?..
“Последнее слово: если ты хочешь, чтобы я была совершенно спокойна, чтобы никогда не терзалась угрызениями совести, храни убеждение, что относительно меня ты ни в чем не виноват. В чем тебе упрекать себя? За то, что ты дал мне душу? Без тебя я бы не жила. Не жалей же, что дал мне счастье…
“А теперь, прости, мой милый, милый друг. Я говорю тебе — прости и остаюсь тою же, какою была… Прости! как печально это слово, как хорошо выражает оно всю скорбь, все страдания, которыя собою заключает!.. “Бланка”.
Сусанна — Мишелю.
“Что мне отвечать тебе, Мишель? Ты ходишь вокруг, да около жизни, превращаешь ее в роман, ты пишешь мне безумныя, невозможныя вещи!..
“Я верю всему, что ты мне сказал: я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не понимать чего тебе стоило все это притворство, но теперь, когда ты сбросил маску, скажи мне, самая искренность твоя неужели не эгоистична и не жестока?
“Не лучше ли бы было тебе продолжать меня обманывать, чем так меня “беречь”?.. Не мог-ли бы ты в своей исповеди несколько хоть прибрать “истину”, которую ты мне подносишь, чтобы она не была для меня так мучительна?.. Можно подумать, что, напротив, ты поставил своею задачею высказать мне как можно больше самых горьких вещей, которыя сделали бы еще тяжелее для меня сознание твоего обмана. Так, ты убеждаешь меня, что Бланка еще не состоит твоей любовницей. Что мне в этом, на милость. Мне в тысячу раз было бы легче, если бы она была твоей любовницей, положение по крайней мере стало определеннее и проще и я бы менее страдала, думая об этом. Если бы я еще была убеждена, что это вы ради меня!.. Но нет: все это ради тебя самого и ради нея, ради нея в особенности… Если она еще не стала твоей любовнйцей, то это потому, что ты слишком любишь ее, чтобы поставить в такое унизительное положение, вот и все!..