Частная жизнь парламентского деятеля
Шрифт:
Ища хитрых объяснений самых простых вещей, Мишель все более волновался. Волнение его доходило до высшей степени, когда он замечал, что Сусанна наблюдает за ним с тревогой, которую он приннмал за подозрение.
Раза два она спрашивала, что с ним.
Он отвечал:— Ничего…
Это маленькое слово, грубое и лживое, это слово, заставляющее догадываться о тайнах, которыя желают скрыть, это слово, в котором слышится и желание обмануть и отказ в отвровенности, пробуждает лишь худо скрытую злобу. Никакого объяснения за ним не последовало, но взгляд
В следующий раз, когда Сусанна, против обычая, сама встретила почталиона с письмами Мишеля, он разразился:
— Ты меня подозреваешь! Прекрасно! Читай мои письма, если хочешь… если ты их еще не читала… Изволь глядеть: деловыя письма, ничего кроме деловых писем… Я теперь ничем не интересуюсь, кроме дел… Ты этого желала, чего жь тебе еще надо?..
Сусанна заплакала.
Он немедленно, в силу свойственной ему подвижности чувств, смягчился:
— Прости меня,— сказал он,— я груб и зол… Мы оба виноваты…
Он хотел ее привлечь к себе, но она отстранила его.
— Нет, нет, это безполезно… Я слишком хорошо вижу, что я для тебя более ничего не значу!..
На этот раз в голосе ея не слышалось гнева, а только безконечная грусть; Мишель был тронут. Но что он мог ей на это ответить? Увы, она была права!.. Тем не менее, он решил обращаться с ней более почтительно. Но это ни к чему не повело: она отдалялась от него с холодным достоинством, которое она сначала употребляла как маску, чтобы скрыть истинныя свои чувства, и которое мало-по-малу сделалось для нея естественнын. Тогда он постарался сблизиться с детьми и в течение следующих дней его встречали с двумя девочками, довольными и счастливыми, что он занимается ими. Но Лавренция была слишком резка; она его утомляла. A так как она ревновала, если он уходил гулять с одной Анни, то он снова предоставил их самим себе.
— Он больше не любит даже своих детей!— думала Сусанна.
— Какая гнусная несправедливость! какая жестокость!— говорил Мишель своему другу Монде, разсказывая ему о последних событиях его домашней жизни.— Я не злой человек, я ничего дурного не сделал, я решился на такую жертву, на которую не многие решаются, и я несчастен и все, кого я люблю, несчастны по моей вине. A живи я, как большанство людей, имей я любовницу, будь я порочным, но обладающим известною дозою лицемерия, никто бы не страдал из-за меня, и сам я был бы спокоен, счастлив, можно было бы завидовать моему положению!..
— Ты прав,— отвечал Монде,— это несправедливо, это гнусно, но это так. Ты принадлежишь в породе людей, стоящих выше средняго уровня человечества: поэтому ты и страдаешь. На твоем месте другие поступили бы хуже, а вышло бы лучше для них. Судьба пощадила бы их ради их ничтожества. Твои страдания, являются мерою твоих достоинств, это отчасти может тебя утешить… Когда бросят горсть зерен в клетку с воробьями, воробьи бросаются клевать, когда еще на них сыплются зерна. Когда же бросят в клетку где сидит певчая птица, например
— Но все-таки начнет.
— Потому что ему бросают лишь зерна и он все же лишь жалкая пичужка. Какую же борьбу выдерживает человек прежде чем кинуться на манящее его счастье! И лучше для него, если сквозь тысячи терзаний, воля его пройдет непоколебимой… и порою она все преодолевает!
Воля Тесье не отличалась очевидно таким качеством. Несмотря на убеждения Монде, он написал Бланке новое письмо: ответа не последовало, и он сделался еще нервнее и безпокойнее. Он желал теперь видеть ее и искал предлога, чтобы уехать из Аннеси. Случай не заставил себя долго ждать.
Он уже получил несколько приглашений на банкеты, которые ему хотели дать депутации и муниципальные советы различных городов. Наконец, получив приглашение из Лиона, он немедленно решил ехать: хотя соберет о ней справки… Он объявил, что отправляется в продолжительное политическое tourn'ee. Когда Сусанна спросила о его маршруте и он назвал Лион, она подозрительно посмотрела на него:
— Почему же именно Лион?
Он резко ответил:
— Потому что это большой город.
A так как лицо ея сохраняло недовольное выражение, прибавил:
— Ты боишься, что я там встречу… одну особу, не правда-ли? Ты можешь быть спокойна: ее там нет больше…
— Почему ты это знаешь? — вскричала Сусанна.
Он смутился и нерешительно пробормотал:
— Я это узнал… через Монде… он получил об ней известия… раз, как-то…
Но видя, что она не верит, разсердился:
— Послушай, я не желаю и не могу отдавать тебе отчета в каждом моем шаге… Я не могу вести дело, если меня будут стеснять… Меня приглашают в Лион, и я должен ехать, я не могу не ехать… После всего, что я ради тебя сделал, кажется мне, ты могла бы перестать меня подозревать.
В Лионе, сейчас же, как только отделался от сердечной и восторженной встречи своих сторонников и партизанов, Тесье побежал к знакомым Бланки, с единственным намерением увидеть людей, которые могут что либо сообщить о ней.
Он был принят хозяйкой дома: простая и добрая молодая женщина ни мало не удивилась его приходу.
— Блакна вам ничего не писала с тех пор, как уехала? — спросила она только.
— Нет… Она знает, что мы не переписываемся и нам пишут только по делу,— объяснил Мишель.— Я думал, что еще застану ее здесь…
— Она провела с нами всего несколько недель и неожиданно нас покинула, чтобы сопровождать родителей в Кабур… Не знаю ужь почему: может быть она испугалась наступающих жаров…
Молодая женщина немного замялась, потом продолжала:
— Она была грустна, как будто у нее было какое-то горе… Но несмотря на нашу близость. она ни разу не открылась мне. Вы ее знаете: у ней такая впечатлительная, тонкая натура; что-то у ней есть на сердце, какое-то горе..
— Вы помните, в прошлом году, эта свадьба не состоялась…