Часы и голоса

Ивнев Рюрик

1918

Сергею Есенину (Акростих)

Сурова жизнь — и все ж она Елейно иногда нежна. Раз навсегда уйти от зла, Гори, но не сгорай дотла. Есть столько радостей на свете, Юнее будь душой, чем дети. Едва ли это не судьба, — Сегодня мы с тобою вместе, Еще день, два, но с новой вестью Нам станет тесною изба. Игра страстей, любви и чести Несет нам муки, может быть. Умей же все переносить.

1919

26

Груз

Слова —

ведь это груз в пути, Мешок тяжелый, мясо с кровью. О, если бы я мог найти Таинственные междусловья! Порой мне кажется, что вот Они, шумя, как птицы в поле, До боли разрезая рот, Гурьбою ринутся на волю. Но иногда земля мертва, Уносит все палящий ветер. И кажется, что все на свете — Одни слова.

1923

«Милый голос, теплота руки…»

Милый голос, теплота руки… Вот и все. Наука и законы, Александры и Наполеоны, Это все — такие пустяки. Милый голос, чуточку усталый, И улыбка тихая во мгле… Чтобы быть счастливым на земле, Сердцу надо до смешного мало. Пусть же разорвут меня на части И на всех соборах проклянут За нечеловеческое счастье Этих изумительных минут. Милый голос, теплота руки… Вот и все: моря и океаны, Города, пустыни, царства, страны, Это все — такие пустяки. Милый голос, теплота руки…

1926,

Москва

В пути

Я шел и полз. Всего мне было мало, Глазами все хотелось зачерпнуть — И хризолит безмолвного Байкала, И ручейков серебряную ртуть. Как тешится порой судьба над нами — Я все забыл на несколько минут И всматривался жадными глазами В Иркутск, запеленованный снегами, И Ангары кипящий изумруд.

1927

«Глаза слезой не затуманились…»

Глаза слезой не затуманились, Душа почти уже мертва, Не мы — друг другу чинно кланялись Окаменевшие слова. Не верилось, что радость общая Когда-то связывала нас, Ни по улыбке полусморщенной, Ни по движенью наших глаз. Глаза слезой не затуманились, Душа почти уже мертва, Не мы — друг другу чинно кланялись Окаменевшие слова.

1929

Москва

Рок

Есть в жизни каждого один ужасный час, Его знавали скифы и Эллада, И от него не отрывали глаз Ни Вавилон, ни Фивы, ни Гренада. И нет такой твердыни на земле, Где б не стоял он, точно вещий призрак, Безмолвно копошащийся в золе, Как будто силясь дух усопших вызвать. То — час безмолвия, когда в душе у нас Надежда рушится, как колоннада, Когда любви последний луч угас И нам от жизни ничего не надо. Тогда осознаем мы, чуть дыша, Что чем любили глубже и полнее, Чем окрыленнее была у нас душа, Тем

этот час разит сердца больнее.

1929

Феодосия

В бане

Здесь не увидишь никаких различий Зажиточности или бедноты, Здесь все равны, как птицы в стае птичьей, Спустившейся с небесной высоты. И мнится мне, — среди живых творений Один Адам на весь обширный зал, А остальное — только отраженье Его фигуры в множестве зеркал. Здесь все равны не только по закону: Энтузиаст, и скептик, и педант, Храбрец и трус, невежда и ученый, Крестьянский парень и столичный франт. Как предки наши в тоге иль в мундире, Устав от битвы, чтобы отдохнуть, На сутки заключали перемирье, Так здесь, пройдя тернистый долгий путь, Добро и Зло, Порок и Добродетель, За первенство, как на войне, борясь, Отбросили натянутые сети, Чтоб отдохнуть от ловли душ на час. На час один забыть нетрудно сущность Своей души, ведь нет к тому препон. Среди людей, друг другу спину трущих, Знак равенства. И здесь незыблем он. Здесь все равны на этот час единый. Но если бы, наперекор судьбе, Могли мы взять хоть несколько крупинок От равенства природного себе!

1930

Без аналогий

Воскресните, Сократ и Аристотель! Платон, продолжи свой бессмертный пир. Не для того, чтобы ответить — кто ты, Зачем живешь и что такое мир. Скажите мне от имени науки, Как сердце на своем земном пути Перенесло все горести и муки, А счастья не смогло перенести. Как отличить мне волю от неволи, Поведайте мне, правды не тая. И почему не умерев от боли, От нежной ласки умираю я?

1932

Ленинград

Жажда

Как это сердце биться не устало, Уже пропевшее на все лады? И как мне быть? Мне мало, мало, мало Травы, и звезд, и солнца, и воды. От этой алчности мне страшно поневоле, Чего ты хочешь, знойная душа? Ты видела леса, дышала ветром в поле, И шум морей твою судьбу решал. Забыв о том, что я имею имя, Хочу одним движением руки — Стереть года и все, что было с ними. Как мел стирают с грифельной доски. Как это сердце биться не устало, Уже пропевшее на все лады, И как мне быть? Мне мало, мало мало Травы, и звезд, и солнца, и воды.

1935

Сочи

Арарат

Быть может, все, что видел я когда-то: Простор полей, и Тихий океан, И дней мятежных длинный караван, — Должно погаснуть, точно луч заката, Пред мраморной вершиной Арарата. Быть может, я пришел к заветной цели, И больше нет желаний никаких, И я стою у общей колыбели Моей судьбы и судеб мировых. И все, что ум и сердце волновало, Смятение взволнованной души, Вдруг отошло, и в мертвенной тиши, Переливаясь радугой опала, Одна вершина предо мной сверкала.