Часы и голоса

Ивнев Рюрик

1966

Почтовая бумага

Мне кажется: весь мир в одном Простом, чуть склеенном конверте. А горькой муки больше в нем, Чем в ледяном дыханье смерти. Но сколько радости порой, Ни с чем на свете не сравнимой, Как не сравним и почерк твой, И взор неистово любимый. Пусть или слишком деловиты, Иль слишком скупы писем груды, Но от Камчатки до Тавриды Когда-нибудь ты встретишь чудо. Тогда и скромный почтальон, О всех томящихся радея, Хотя живет не в сказке он, На миг бывает чародеем. Листкам почтовым не узнать, Что суждено им на мгновенье Вершиной счастья просиять И стать вершиной вдохновенья.

1966

Синяя

птица

В двух шагах от Москвы, громыхающей сталью, Мы случайно нашли тишину и покой. Мне казалось, что мы никогда не дышали И не знали, что значит дышать так легко. Потому ли, что все мы прозрели впервые, Потому ли, что лес сам внезапно прозрел, — Он открыл нам радушно свои кладовые, Что открыть для других ни за что не хотел. Там сокровища древних преданий дремали, Там таились сказания вещих слепцов, Там в просмоленных свитках хранились скрижали Из еще никогда не начертанных слов. Мы стояли, вернее, мы просто летели Мимо белых, почти невесомых берез, Мимо чудом из сказок поднявшихся елей, До которых еще не добрался мороз. Мы попали в слияние ласки и света, В устье виденных нами, несбывшихся снов, Наш незримый полет был последним ответом На немые вопросы угасших веков.

1966

Глухомань

Впереди и за плечами Только небо, только звезды, Только листья, только воздух, Только тишина ночная. Мнится мне, что в океане Растекающейся зелени То плыву я, то ныряю И тревожно и уверенно. Где же люди? Где шаги их? Где знакомый звон трамваев? Подмосковье иль Египет Мне созвездьями кивает? Вижу только эту зелень, Покорившую пространство, Словно перевоплощенье Слов в зеленое убранство. Плыть бы век, как в древней сказке, По раскинувшейся зелени Ею найденным, обласканным, А для всех других потерянным.

11–13 июля 1966 г.

Москва

Дачные поезда

Есть что-то странно притягательное В обычных дачных поездах. Не в них ли поиск подсознательный Тепла забытого гнезда? Чтоб взвесить все необъяснимое, Еще не создано весов. Пусть сотни раз мелькали мимо мы Знакомых станций и лесов, Все ж от волнения дрожим мы, Как перед буквами любимыми Почти истертых адресов. Ты наклоняешься, качаешься Под музыку стальных колес, В чужом дыханье растворяешься И не удерживаешь слез. Тебе в тот миг невольно кажется, Что ты в кругу своей семьи, Хотя уют ее не вяжется С потертой спинкою скамьи. И все ж ты радостью утешен, Мечтою сам себя согрев, Как листик, вдруг зазеленевший, Средь стужей скованных дерев.

24 июля 1966 г.

Станция Отдых — Москва

«Кому из нас не кажется минутами…»

Кому из нас не кажется минутами, Что все предметы радугой окрашены, Что мы несемся с ветрами попутными К своей мечте от берега вчерашнего? Смотрю, как голубок шажками мелкими Дорогу мне перебегал потешно. Я не слежу за часовыми стрелками И верю, что дела пойдут успешно. Сегодня все мне кажется пленительным, Как будто я впервые мир увидел Глазами сердца, а не умозрительно. Должно быть, так смотрел на мир Овидий. И благодарен я простому платьицу. Как крылья бабочки, наивно пестрому, И псу, который от машины пятится, И в синем небе облачному острову… Кончался день, но странно: был уверен я, Что этот день лишь только начинается, И меж закатом с огненными перьями И светом зорь не замечал я разницы. А все, что со стихами так не вяжется, Вдруг увязалось и легко и прочно: И хлеб обдирный, и сырок, и ряженка, И толчея обычная в молочной.

1966

«Я не хочу ни мудрых изречений…»

Я не хочу ни мудрых изречений, Ни пышных слов, ни выкладок ума. Верни мне классы и урок черченья, Игру в крокет и томики Дюма, Шум детских игр, и смех, и огорченья, И первый платонический роман. Верни мне все, что стало древним мифом, Улыбки

материнской теплоту, Карамзина, и даже логарифмы, И Торричеллиеву пустоту. Верни мне дни, когда дыханье рифмы Еще не ощущал и за версту… Все вдаль ушло, а небосвод и ныне По очереди шлет нам свет и тьму Такой же черный и такой же синий, Никак не поддающийся уму. И гласом вопиющего в пустыне Мой крик истошный кажется ему.

1966

Незримо с нами

Друзья всегда незримо с нами, Пусть это не совсем обычно, Они не в застекленной раме, А в наших мыслях и привычках. И если мы на пароходе, Они сопутствуют нам в море И первыми всегда приходят, Когда нас постигает горе. И не было таких мгновений, Когда б они нас забывали, Когда б их траурные тени В нас ярче солнца не сверкали. Их снимков нам не надо трогать, Чтоб оживить воспоминанья, Мы вечно чувствуем их локоть И ощущаем их дыханье. Так, принимая в нас участье, Они все предрассудки рушат, Оберегая наше счастье, Облагораживая души. Лишь иногда щемящей болью Мы нарушаем равновесье И плачем, плачем поневоле При виде опустевших кресел.

1966

Русская зима

Ты плывешь без лодки и без весел По снегам глубоким Подмосковья, Как по Волге у ее низовья, Видя только белизну и просинь. Белый цвет тебя сопровождает, Как дитя заботливая няня, Он один все краски порождает, Что от глаз скрываются в тумане. И плывя по этим белым волнам Русских зим, в одну соединенных, Радостью такой ты переполнен, О которой знает отдаленно Юноша, ни разу не влюбленный. Все кругом белым-бело, все в белом, Ты плывешь, забыв про все волненья Это счастье, счастье без предела, Каждому дано со дня рожденья.

1966

Трижды золотые сны

Проплывают в подсознанье Первой ласточкой весны Золотых воспоминаний Трижды золотые сны: Хвойные леса Ликани, Будто детскими руками, Синевой обведены. И без всяких понуканий На единственном экране Ткут невиданные ткани Золотых воспоминаний Трижды золотые сны… После бури в океане Дни лазурны и ясны, Чайка это или сани, — Мы опять летим лесами В блеске снежной белизны, Не подозревая сами, Что своими голосами Мы рисуем очертанья Золотых воспоминаний, Где ютятся в подсознанье Трижды золотые сны. Полстолетья легкой ланью Из народного сказанья Промелькнуло, став преданьем… Но тепло мне от дыханья Молодой моей страны. И опять звездою ранней, Первой ласточкой весны Проплывают в подсознанье Золотых воспоминаний Трижды золотые сны.

1966

Зимнее море в Сухуми

Был хмурый день, темнели облака. Цвета небес тебя не украшали. Безмолвно ты лежало в серой шали, Как будто утомленное слегка. Любившее недавно горячо, Ты никого теперь не обольщало Ни золотисто-радужной парчой, Ни серебристо-лунным покрывалом. Ты было морем, морем без прикрас, Ты было зимним морем одноцветным, Но взгляд твоих огромных серых глаз — Прекрасней блеска жемчугов несметных. 1966 Норд-ост Сегодня с отсветом трагическим Каспийский ветер — яростный норд-ост — Мне показался вестником магическим Надземных бурь, грозящих тверди звезд. Он звал меня к последнему сужденью, К слиянию понятий всех времен, Он возвещал о светопреставленьи Обрывками заоблачных знамен. Казалось, мощь неистового Каспия Перекликалась с гулом тех часов, Когда упала Атлантида на спину, Чтоб слиться с тенью мертвых голосов. Я натиск бури выдержал стоически, Не отступив от жизни ни на пядь. И снова — свет, и снова гимн лирический, Который будет все века звучать.