Часы пробили полночь

Вентворт Патриция

Губы старика растянулись в легкой саркастической усмешке.

— Ну, Филида… ты хочешь признаться? — спросил он.

Она вновь взглянула на него.

— Думаю, да, дядя Джеймс.

— И в чем же?

Она быстро ответила:

— То, что вы сказали за ужином… вы ведь не имели в виду Элиота?

— А с чего ты взяла?

— Потому что он не стал бы… он не мог…

— Весьма похвальные чувства, дорогая моя. Жена всегда должна быть уверена в невиновности мужа.

Прозвучавший в голосе Парадайна цинизм заставил Филиду поднять голову и сказать простодушно,

но гордо:

— Вы думаете, у меня больше нет права говорить от лица Элиота? Может быть. Но есть кое-что, чего он никогда не сделает.

Джеймс Парадайн кивнул:

— Так, так, милая, великолепно сказано. Чтобы снять с твоей души тяжесть, заверяю, что я не ожидаю от него признания. А вот как насчет тебя?

Филида опять опустила глаза.

— Это не то чтобы признание… но, по-моему… я сделала… не знаю, как сказать…

— Глупость? — подсказал Парадайн.

Она бросила на старика быстрый испуганный взгляд, в котором промелькнул слабый намек на горькую усмешку.

— Возможно… не знаю. Потому-то я и хотела с вами поговорить.

— Почему со мной? Я думал, Грейс — всеобщая наперсница.

— Она слишком разволнуется, — в отчаянии сказала Филида. — А я хочу поговорить с человеком, который не станет переживать… — Она запнулась и добавила: — …так сильно.

Джеймс Парадайн взглянул на нее со странным проблеском юмора в глазах.

— Беспристрастная точка зрения. Понимаю. Ну что ж, говори.

Филида продолжила:

— Я не знаю, что тетя Грейс сказала вам в прошлом году… про нас с Элиотом.

Черные брови Парадайна приподнялись.

— Сейчас припомню… вы вернулись из свадебного путешествия, провели Рождество в Лондоне с отцом Рэя и приехали к нам тридцатого декабря. Мы устроили обычный прием в канун Нового года, а шестого — или седьмого? — января Грейс сообщила мне, что вы расстались.

— Она объяснила почему?

— Она сказала… — голос Джеймса Парадайна звучал необычайно сухо, — …насколько я помню, она сказала, что Рэй «повел себя в высшей степени недостойно», и намекнула, что у тебя есть основания для развода. На мой взгляд, это было рановато. Могу я поинтересоваться… ты, кажется, собираешься рассказать, что случилось на самом деле?

Филида ответила:

— Да. — Она подняла голову и взглянула на него. — Я никому об этом не говорила. Одни начинают слишком беспокоиться, другим наплевать. И все лезут с советами.

— Чертовски неприятная привычка, — подтвердил Парадайн и добавил: — Спасибо за доверие.

Филида не сводила глаз с дяди Джеймса.

— Тетя Грейс все для меня сделала, все возможное. Я очень благодарна, правда. Но порой, когда человек тебя так любит, возникает ощущение, что ты не можешь сделать и шагу, чтобы не причинить ему боль. Когда я обручилась с Элиотом, то именно это и почувствовала. Я обидела тетю Грейс, и с каждым днем она переживала все больше, и ничего нельзя было поделать. Она невзлюбила Элиота.

Джеймс Парадайн кивнул:

— Да уж, невзлюбила. Да будет позволено мне заметить, милая моя, что тете Грейс ни за что на свете не понравился бы человек, который сделал тебе предложение.

На

лице Филиды вновь отразился испуг.

— Я очень огорчилась, но что тут поделаешь? Мы поженились и уехали в свадебное путешествие. А через два дня тетя Грейс получила письмо, которое задержалось на почте. Письмо от подруги, миссис Крэнстон. Я ее никогда не любила. Письмо было про Элиота.

— У женщин уникальный талант вмешиваться в чужие дела, — заметил Джеймс Парадайн.

— Она решила, что тете Грейс следует знать. Он… он…

— Что, дорогая?

Филида побледнела и договорила:

— Элиот попал в аварию. С ним в машине была девушка. Она пострадала. Ее привезли в дом Крэнстонов… вот почему миссис Крэнстон об этом узнала. Элиот сидел за рулем. Конечно, им обоим пришлось назвать полиции имя и адрес. Девушку звали Мейзи Дейл. Миссис Крэнстон сказала, что они жили в мотеле.

Мистер Парадайн снова приподнял брови.

— И все?

— Нет, конечно, нет. Просто… я никогда еще не рассказывала… это нелегко.

— Понимаю. Может, продолжишь?

Она кивнула:

— Да. Потом было еще кое-что. Я не видела письмо… и не хотела. По-моему, миссис Крэнстон ужасная женщина. Я думаю, она просто записала все, что услышала про Элиота и про ту девушку. Тетя Грейс страшно расстроилась. Мы ведь поженились. А миссис Крэнстон сказала, что Элиот встречается с другой. Понятия не имею, как она узнала.

— Миссис Крэнстон из тех женщин, для которых «знать» — это профессия, — сказал Джеймс Парадайн. — Кстати, девушка сильно пострадала?

— Нет-нет, миссис Крэнстон сказала, ничего страшного — она просто потеряла сознание. Она была в полном порядке, когда очнулась.

— Так. Дальше.

Филида покраснела. Она избегала взгляда Парадайна.

— Тетя Грейс… захотела выяснить, что происходит. Она наняла человека, чтобы провести расследование.

— Какая необыкновенная… предприимчивость.

— Она… она думала, что поступает правильно. Когда мы вернулись, я увидела, что она печальна. Я не знала, что делать… подумала, это потому, что я уехала. Но однажды тетя Грейс пришла ко мне и все рассказала. Она прочитала письмо миссис Крэнстон и едва добралась до конца, как вошел Элиот. Я даже не успела задуматься. Как будто налетел ураган… только что все было в полном порядке, а через минуту рухнуло. Элиот спросил: «В чем дело?», и тетя Грейс сказала: «Филида хотела бы услышать от тебя, кто такая Мейзи Дейл». Она даже не дала мне заговорить.

— Не сомневаюсь.

Филида снова смотрела на него. Глаза у нее блестели, щеки пылали.

— Элиот очень рассердился… они оба рассердились. Тетя Грейс сказала: «В июне ты провел с Мейзи выходные в гостинице „Приют коробейника“», а он ответил: «Не ваше дело, даже если и так». Тогда она спросила: «Ты будешь отрицать, что встречаешься с ней?» Он ответил: «И это тоже не ваше дело». Она продолжила: «Ты будешь отрицать, что посетил ее не далее чем на прошлой неделе, вечером двадцать шестого декабря?», и Элиот сказал: «Я ничего не буду отрицать. А теперь уйдите отсюда и дайте мне поговорить с женой».