Часы
Шрифт:
Метровая карта почти целиком была задернута вуалью густых черных точек, которыми, как пояснил нам гидролог, топографическая грамота обозначает пески. В иных местах точки шли сплошняком, и мы уже знали, это были пески ровные, в других местах из точек кристаллизовались узоры, напоминавшие морозные узоры на запушенном снегом окне, и мы уже знали, это были пески бугристые. Песками ровными и песками бугристыми была сплошь покрыта местность Елум-кум, от которых и получила свое угрюмое имя Елум-кум, Пески смерти. И только на самом западе карты струилась голубая извилистая лента реки Юмид-су.
Это была карта, изображавшая местность до начала работ по орошению пустыни Елум-кум.
Потом гидролог показал нам карту, изображающую местность в начале
Мы увидели, как на одном из поворотов Юмид-су жесткая скоба расщепляла реку, обращая ее в глубокую рогатину вод. (Тут только я увидел с особенной ясностью, как метки слова: река разветвляется. Действительно, растущая из реки голубая лента была похожа на ветвь.) Гидролог пояснил, что от реки Юмид-су, текущей со значительным уклоном, отводится с помощью особого сооружения канал, с меньшим уклоном, чем река. Такой канал, непосредственно берущий воду из реки, называют магистральным каналом, а сооружение, расщепляющее реку, головным. Магистральный канал постепенно отделяется от реки и на некотором месте устанавливает, так сказать, свое командное положение над участком земли, расположенным между ним и рекой, в данном случае над одним из участков песков Елум-кум.
Командное положение, — подчеркнул Хрущов, — ибо из Этого магистрального канала может быть орошаема любая часть площади: от него отводятся по направлению наибольшего уклона каналы распределительные, а от них уже оросительные каналы, из которых вода идет на поля. Эти последние две категории каналов составляют так называемую распределительно-оросительную сеть. А вся такая оросительная система, получающая воду из реки самотеком, носит название самотечной оросительной системы. Она распространена больше всех других систем орошения, и свыше трех четвертей орошаемых районов Америки и нашего Союза орошаются именно ею.
— Вы скоро увидите, — сказал гидролог, — мы проедем вблизи ирригационных работ. А теперь, вот, смотрите!
И он развернул перед нами третью карту. Она была совсем непохожа на первые две. Ряд магистральных каналов (я уже умел различать их) пересекал местность Елум-кум, неся с собой оросительную водную сеть. Густая вуаль точек, обозначавших пески Елум-кум, исчезла, и вместо нее появилась ситцевая раскраска лугов, огородов и пашен зерновых хлебов. На карте появились кружки плодовых садов, нежные краски хлопковых и рисовых полей, виноградников. В таблице условных знаков цвели пшеница, просо, миндаль, люцерна и джугара. Расчет строителей на долгие годы бросил их семя в виде условных знаков и красок на чистое поле ватманского листа. И нам, под говор строителя склонившимся над этим ватманским полем, становилось убедительно ясно, что условные знаки и краски покинут тесное метровое поле нищеты и надежды, чтобы цвести настоящей жизнью в орошенных песках Елум-кум.
— Ваш рассказ, — заметил профессор, — напомнил мне рассказ Геродота. Когда Крез со своим войском подошел к реке Галис, он оказался в затруднении, как ему перевести войско через реку (мостов через Галис в ту пору еще не было). В лагере же, по преданию греков, находился философ Фалес, который учил, что вода есть начало всего. Фалес знал законы воды и устроил так, что река, до того времени преграждавшая путь войску, оказалась в тылу. Вот как ухитрился сделать это Фалес. Река текла слева лагеря, предположим здесь, — профессор пальцем указал место на берегу Юмид-су, на карте. — Ну, вот, Фалес велел слева же копать глубокий ров, имеющий вид полумесяца, так, чтобы река обтекла лагерь с задней стороны с тылу (вы представляете себе?) и, обошедши лагерь, втекла бы вновь в старое русло, только подальше, вправо от лагеря. Вот так хитро разделил Фалес реку Галис, и она стала проходимой с обоих берегов. Эго было очень хитрое решение для той поры. — Тут профессор рассек пальцем реку Юмид-су и добавил: — Конечно, это не совсем то, о чем говорили вы, товарищ Хрущов, но есть что-то в чертеже раздвоенной Юмид-су напоминающее мне реку Галис. Должен вам сказать, товарищи, что мы часто не представляем себе, какое огромное
И как бы в подтверждение своего тезиса, профессор привел нам ряд положений из истории культуры. Он рассказал нам мифы о воде у первобытных народов, и в античном мире, и на Ближнем и Дальнем востоке, и в Индии. Он растолковал нам миф о Геракле, побеждающем гидру, как символ победы огня над водой. К удивлению гидролога, он перешел даже границу своих научных владений, обнаружив большую осведомленность в «бассейнах затопления», особой оросительной древней системе в Верхнем Египте времен фараонов, в долине рек Евфрата и Тигра и в далеком Пенджабе. Профессор рассказал нам про самый древний из находящихся ныне в пользовании египетских «каналов затопления» — Бар-Юзуф, построенный по преданию Иосифом во время египетского пленения евреев.
— А вот вам, товарищи, бар-юзуфский внук, — улыбнулся гидролог, указав в окно, — вернее, праправнук, — Елумкумский канал. Смотрите, вы видите новый кусок магистрали, еще не законченной.
Мы потеснились к окну и в свете заходящего солнца увидели тот же песок, но прорезанный уже полосою рва, точно бороздой, взрытой плугом-гигантом. Она тянулась За горизонт, в пески.
— Новая будет земля, — задумчиво сказал командир. — А я еще те времена помню, когда за каждую каплю воды мы свою кровь отдавали. И не так давно это было, товарищи, десять лет всего. Я был тогда в походе Красной армии в Бухаре. Бои шли на отрогах Гиссара. Здесь не такие высокие горы, да только трудные очень: воды никакой нет и подножного корма никакого коням. А дорог хороших совсем нет, если не брать в счет перевал Ак-Кутальский, на старом тракте из Самарканда в Афганистан. Через этот перевал наша красная конница в двадцатом году гнала войско Эмира Бухарского.
— Это знаменитый перевал, — вмешался профессор, — его знали древние полководцы, о нем упоминается в произведениях арабских историков, через него проходили войска Тамерлана.
— Ну, вот, — продолжал командир, — наш отряд в двадцать сабель завяз в песках на отрогах. У меня был зашит в штанине приказ начальника первой кавалерийской туркестанской бригады: неизменно продвигаться на юг, к реке Туполанг, на соединение с красными. А река Туполанг означает по-нашему река Сумасбродная, — за ее бурное течение и капризные броды. Это, видите, зависит от таяния снегов на хребте, откуда берет она свой исток. Но до реки Туполанг еще далеко было, а воды у нас для бойцов и для коней — кот наплакал.
«Вызвал я красноармейца боевого, конника первой туркестанской бригады, Бобкова Ивана, родом из Красноводска, и разъясняю ему, что есть такой и такой приказ и что на него, конника Бобкова, большая надежда: он, мол, «изчи» (по-нашему — разведчик и следопыт), и приказываю ему, что бы ни стоило, разыскать воду, — должен, говорят, здесь быть поблизости колодец Куи-кан. А Бобков, доложу вам, замечательный был изчи, следопыт первоклассный, специалист, так сказать; научился он этому делу у туркмен с берега Каспия, южней Кара-Бугаза. В один миг отличит след, и не то, чтобы след зайца от следа шакала или, там, волка, или лисицы, а скажет — зайца ли след или зайчихи, да к тому еще, холоста ли зайчиха или на сносях. Первоклассный, одним словом, изчи. Его у нас так и звали по-русски: ищи, вместо изчи — по-туркменски. У него татуировка была на руках — зайчиха толстая да зайчата, двое, веселые, у нее по бокам.
«Послал я Бобкова в разведку и, в виду измученности отряда, объявил привал. Не успели с коней спешиться, как солнце за пески ушло и — темнота. Ночь прошла, а Бобкова не видно. Памятуя, во-первых, приказ: неизменно продвигаться на ют, к реке Туполанг, на соединение с красными; веря, во-вторых, в надежного следопыта Бобкова; учтя, в-третьих, что без воды далеко не уйти и что следы Бобкова плетутся на юг, — приказал я чуть свет двинуться по петлистым бобковым следам. II к вечеру набрели мы, наконец, на колодец — яма в земле и камни вокруг нее горкой наваленные.