Чайная церемония. Часть 1
Шрифт:
– Этот человек причинит тебе массу неудобств, Ника. Тебе проще отказаться от общения с ним, но… Пожалуй, это невозможно. Он прочно связан с тобой.
Я отвернулась, глотнула из высокого стакана темный, терпкий напиток. Так и знала, что ни к чему хорошему гадание не приведет.
– Не! Это же наш чайный гуру! – вдруг воскликнул рыжий Макс, до того молча наблюдавший, – Взгляните на этого короля! Такой же сонный и значительный вид. Недоступность и величие! Ты встречаешься с Чан Сяолун, Ник?
– Конечно же нет!
Мой возглас растворился в тонком звоне колокольчиков у входа. В душном, прокуренном помещении, где тусклый свет настольных ламп с трудом разгонял мрак, стало еще чуть-чуть
Чан Сяолун собственной персоной! Мрачный и величественный чайных дел гуру, а на самом деле просто (или не просто) Сергей Лунев – своеобразный, очень большой, накачанный, черноволосый, коротко стриженный молодой мужчина, владелец чайной «Хуанганшань» – заведение, что в стеклянном пентхаусе около площади Горького – и крутых апартаментов рядом. Чан редко покидал пентхаус. Должно было случится что-то невероятное, чтобы он решился выбраться на волю, да еще принес свое бесценное тело в дешевый бар.
Чан Сяолун спросил что-то у бармена, обернулся в нашу сторону и на его лице заиграла ленивая улыбка.
– Сегодня чабань совсем высох без чайных слез, – изрек он, приближаясь, – Не желаете ли покинуть убогую нору, о недостойные меня людишки, и переместиться под небеса и звезды?
Чан Сяолун поддерживал высокопарный стиль речи, подчеркивая свою избранность и значимость.
– Эту ночь мы посвятили Бахусу, Серега! – ответил Сеня в тон, приветствуя гуру поднятым стаканом, – Если хочешь – присоединяйся. Нет – вали к себе под небеса.
Чан укоризненно покачал головой, не принимая предложения, посмотрел на меня.
– Разве очаровательной Чанъэ подобает опускаться до плебейского напитка? Разве сияющий свет больше не бередит ее сознания? Пойдем со мной. Лунная дорожка расстелилась до небес, я отведу тебя по ней к сверкающим вершинам.
Меня все вокруг называют Ник; Аленка – Ника. Только Лекс зовет полностью – Вероникой, выговаривая длинное имя ласково, перекатисто, словно камешками в речке шевелит. (Зачем же я опять о нем вспомнила?) А вот Чан с тех пор, как мы подружились пару лет назад, предпочитает звать Чанъэ, лунной феей.
Чан Сяолун хороший, заботливый и внимательный. Ребята подшучивают над ним за его неумеренную тягу к китайской культуре, за немного барскую манеру поведения, за агорафобию, но вообще-то прекрасно понимают, что он настоящий друг – в беде не оставит, если что. У него можно заночевать, припозднившись на Верхушке. Ему можно поплакаться о чем-нибудь – Аленка постоянно так делает, изливая душу, когда расстается с очередным бойфрендом. Макс приходит «очищаться» после крутых запоев – Чан приводит его в норму, отпаивает крепким Шеном. Оленька занимает денег и забывает отдавать. Чан не сердиться, всегда дает еще. Оленька окружен многочисленными подружками, денег ему катастрофически не хватает. Сеня, собственно, как и я, крепко пристрастился к китайскому чаю. Чан по дешевке продает нам обоим, заказанный для его чайной товар. Со мной вообще отдельная история. В доме, где я прежде снимала квартиру, больше месяца назад взорвался газовый котел. Прямо подо мной через этаж. Случилось это ночью, было очень страшно. Всех эвакуировали на улицу. Я дозвонилась только Чану. Он сам в мою даль, через Оку, не поехал (все-таки его болезнь сущее наказание), зато немедленно подрядил знакомого с ГАЗелью, который перевез меня в апартаменты возле «Хуанганшань». Я пользовалась гостеприимством Чана целую неделю, а потом он отыскал для меня очень хорошенькую квартирку на Ильинке, с видом на Вознесенскую церковь, гораздо просторнее и светлее той, подорванной.
Мы с Чан Сяолуном вполне могли бы стать парой, после нашего совместного, недельного проживания в пентхаусе.
– Я же говорил! – значительно молвил Макс, – Они точно встречаются. И вот вам «колесо фортуны» и «башня» в наглядном действии. Разрушено -нарушено наше ночное бдение. Ник, превращенная в Чанъэ возносится на вершину Хуанганшань. Оттуда ближе до Луны. Не так ли, Ник?
– Я не пойду с тобой! – сказала я, Чан Сяолуну, проигнорировав вопрос Макса, – Сегодня мне хочется пить и ни о чем не думать. Лунная дорожка заросла сорной травой, по ней невозможно подняться, не испачкав ног.
Глаза Чана внимательные, черные, оказались очень близко. Он вынул из моей руки стакан, поставил возле Оленьки.
– Идем! Тебе нельзя пить ничего крепче воды! Твои вибрации снижаются, а это очень плохо.
Он сказал сущую глупость. Я пришла сюда именно затем, чтобы глушить ненужные вибрации напитками гораздо крепче воды. Но у него прозвучало, как повелевающий глас бога, и я, непонятно зачем, подчинилась, закинула твидовую куртку на одно плечо.
Мы вышли из бара на улицу. За нами вослед понеслись веселые насмешки друзей, полностью уверенных в том, что король кубков только что обнаружился. Яркие фонари бросали на тротуары слишком много света. Глазам сразу стало непривычно больно. Черная большая тень, окружавшая Чана, заколыхалась под фонарями, визуально расползаясь по брусчатке, подобно пузырю, растекающемуся под новой телефонной накладкой. Все-таки он очень большой, Чан Сяолун! Слишком большой, для меня – невелички.
Мне вдруг с необыкновенной ясностью представились зеленые, глубокие глаза Лекса, его проникновенный, музыкальный голос. Я вспомнила, что бросила его сегодня в неизвестности, не пришла на обещанную встречу и мне стало грустно. Что за игра настроений в самом деле?
– Я не пойду с тобой! – остановилась я у края проезжей части, в отдалении от подъехавшей за мной и Чаном серебристой Аrkana, – Я хочу домой.
– Отлично! – он кивнул, – Отправляйся на луну, прекрасная Чанъэ. Тебя заждался твой нефритовый кролик.
Чан не мог ничего знать, однако мне показалось, что он смотрит на меня значительно и немножко с сожалением, словно угадал за моим отказом другого мужчину.
– Хочешь подвезу?
– Не стоит. Я привыкла гулять пешком.
– Тогда сладких тебе снов, Лунная фея.
– И тебе Повелитель Хуанганшань.
Дом встретил меня тишиной. С улицы в комнату проникал лунный свет, квадратами ложился на деревянные половицы. Я постояла немного в замешательстве посреди лунного квадрата, пытаясь сообразить, зачем, от чего сегодня убегала? Куда, к кому стремилась попасть? Потом включила термопод, еще утром залитый водой, нашарила спички, подожгла фитиль свечи, обмакнула благовоние в робкий язычок пламени. Села на коврик, поджав под себя ноги, погладила темную поверхность чайной доски. Какая же я глупая! Лекс давно спит, ничего не дождавшись от этого вечера. Его свечи и ароматические палочки бесполезно прогорели несколько часов назад. Бессмысленно разгонять мрак огнем и благовониями, бессмысленно заваривать душистый чай. Тем не менее я зачерпнула из банки горсть ферментированного в Кугуа (сушеная тыква, особый сорт) Те Гуань Инь. Мне не хватало спокойствия, а что лучше сладковато-пряного напитка, собранного в Анси, может успокоить ноющее сердце?