Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне
Шрифт:
— На выезде он, — соврал Костя, — сдернули на мероприятие…
— A-а, понятыно…
Сулейман неспеша пошел в сторону машины, как бы приглашая офицеров, отойти подальше от КПП. Те молча за ним последовали. Пройдя несколько шагов и не услышав от них ни слова, посредник, очевидно, почувствовав исходящее напряжение, сразу перешел к делу.
— Пасматрэли парнишку вашэго… — он зачем-то, словно сверяясь, достал из нагрудного кармана рубашки листок бумаги, исписанный поливановским почерком, — радни у нэго намного, но тут другие люди заынтэресовались… Типа, знакомые…
В этом месте, Костя,
— Сказали радня дальняя, — заметив нервяк оперативников, поправился Сулейман, — мол, жалка его… маладой савсэм…
— Нам — то от их жалости… — зло хмыкнул Долгов.
— Кароч, есть тры варианта, — окончательно поняв, что разводить китайские церемонии не стоит, продолжил чеченец, — вот…
Он передал Катаеву все тот же лист бумаги, только перевернув обратной стороной. Костя и Саша молча уткнулись в чернильные судьбы.
Рядовой Лягушкин Иван Борисович, разведчик. Рядовой Майоров Андрей Юрьевич, разведчик. Старший лейтенант Чалый Николай Васильевич, внутренние войска. Больше на куске измятой бумаги ничего не было.
— Всех? — не веря, внезапно охрипшим голосом, спросил Катаев.
— Нэт, нэт… — поспешно зачастил Сулейман, воздев к груди ладони, — любого из траих…
Катаеву вдруг стало невыносимо плохо. Захотелось схватить «чеха» за горло и душить пока не захрустит старческий кадык под пальцами. По всей видимости, что-то похожее испытывал и Долгов. По крайней мере, его светло-серые глаза разом потемнели.
Сулейман, обжигаемый биоволнами ненависти, прижав руки к груди, горестно вздохнул:
— Э-э, была бы мая воля я бы сэбя на них памэнял… Паймите, эта нэ мои решэния… И гдэ и кто дэржит ребят я нэ знаю… Я каждый раз, кагда на встрэчу еду, с жэной и дэтьми прощаюсь…
Произнесенные слова слегка охладили мартены в головах оперативников, уступая место профессиональным навыкам.
— Еще по ним какая-нибудь информация есть? — Катаев пытливо заглянул в глаза посреднику.
— Гаварят, лейтенант плахой савсэм, балеет или ра-нэн… — покачал сединами Сулейман, — а солдаты, как я понял, гыдэ-то в другом мэсте, атдэльно…
Долгов и Катаев быстро переглянулись. Решение необходимо было принимать резко, к тому же дрейфовало оно на поверхности.
— Скорее всего офицера, — сказал Катаев, — но нам время нужно, на согласование… Схема та же?
— Тоже нэ знаю пака, — Сулейман пожал плечами, — им точно нада сказать, каго и кагда…
— После обеда сможешь подъехать, Сулейман? — Долгов убрал в карман штанов бумагу, — нам ведь тоже пробить пленных надо… Вдруг чего не так…
— Давайте я завтра к этому же врэмени падъеду… И вы узнаете высе, и Сэргей может будэт…
— Вариант… — Костя посмотрел на Сашу, — Серега, наверное, точно будет.
— Тагда, рэбята до завтра… — Сулейман пожал руки оперативникам и с достоинством погрузился в машину, — удачи вам…
Уже в открытое стекло кивнул он, отъезжая.
Решение вопроса об обмене осложнялось отсутствием руководства, похмельно-пьяным состоянием Рябинина и незнанием точных планов прокуратуры по судьбе малолетнего подрывника. Если две последние проблемы были решаемы (Рябинин
Опера, по обыкновению обсуждения острых тем, собрались на заднем дворе разбитого складского корпуса. Рябинин и Бескудников, как страдающие, постелив куски картонных коробок, расселись с пивом на пандусе, остальные скучились вокруг импровизированного президиума.
— Хрен с ним, с Жоганюком, — глотнув пенного напитка, начал Бес, — щегла этого в «буханку» омоновскую загрузим и свезем…
— В выходные никто не хватиться, — поддержал идею Гапасько.
— Омоновцы могут меньжануться, «сохранение» у них по ходу началось, — Рябинин, щурясь сквозь бутылочное стекло, посмотрел на выскочившее из-за облака солнце.
— Ну и ладно, сами свезем, — махнул рукой Бес.
— Ты особо-то не разгоняйся, — тормознул его Катаев, — схемы-то нет пока… Или она всегда одна и та же, а Серег?
— По-разному… — Рябинин, отставил в сторону пустую тару, — могут и прям с трассы перекинуть…
Решение пока не приходило. Магическое, как заклинание, слово «сохранение» подействовало даже на вечно духарившегося Бескудникова. Никому, под занавес командировки, с выданным убийцам расчетом, за две недели до возвращения домой, не хотелось рисковать. Однако, в данном случае иная ситуация. Еще одна жизнь.
— Давайте пацаненка часа за три-четыре до окончания ареста под себя заберем… — Катаев решился первым озвучить предложение, — если что, скажем, что отпустили… Домой ушел…
— А куда его денем? — этот вопрос мог задать только всегда скептически настроенный Липатов.
— Мало что ли мест, — Костя искренне удивился, — в спортзал, к комендачам, к омоновцам…
— В местный отдел, — гоготнул Бескудников.
— Костян, идея здравая… — Рябинин увесисто подытожил, — завтра Сулейман приедет, схему обмена озвучит и дебилоида этого сразу под себя забираем… А там решим, что и как…
Отлагательное условие в данном случае всех устраивало, поэтому опера разбрелись с места сходки, как обычно, по своим делам. Кто в спортзал, кто за пивом, кто работать.
Однако, к вечеру ситуация осложнилась. Из Ханкалы вернулся Жоганюк. Как обычно бодрый, знающий и желчный. Наорав на дежурного по Центру Содействия, прикемарившего за столом, он проскочил в рабочий кабинет и вызвал к себе, выезжавшего на подрыв смертника, Долгова.
Саша, вернувшийся через полчаса, сообщил, что Николай Иванович владеет информацией по личности взорвавшегося боевика. С его слов, это несовершеннолетний (уже не первый), завербованный ваххабитской романтикой. Велел плотно подключить агентуру (на 90 % «левую»), подготовить мероприятия в рамках предстоящих «зачисток» района и поработать с, содержащимся в ЦС, малолетним подрывником.