Чекисты
Шрифт:
«Энергичный человек мой дядя, в каждом кишлаке у него есть свои люди», — мелькнуло в мыслях у Сабира эфенди. Вслух он сказал:
— Еще до наступления темноты я повидаюсь с посланцем родины. А сейчас, Васиф, пойдем ко мне, я угощу тебя за радостную весть. Я рад, что встретил тебя, очень уж скучаю по родной земле.
— Я тоже скучаю, эфенди, и еще очень хорошо, что вижу вас здоровым и бодрым.
Не успел капитан переступить порог кибитки Хашима в кишлаке Пунган, как сзади зажал его руки в железные тиски Васиф. Шарипджан направил на турецкого капитана ствол
Связанный, с кляпом во рту, Сабир эфенди был доставлен на рассвете в Коканд. Когда первые лучи солнца коснулись городских крыш, он сидел уже в кабинете Колосова и глядел в угол, поникший, измятый, со спутанными грязными волосами, вовсе не похожий на того изящного, веселого и самоуверенного господина, с которым около суток назад встретился Васиф в кишлаке Ашт.
Показания о своей собственной персоне, о майоре Риза-Али бее, о завербованной ими агентуре, о Рахманкуле и других курбаши Сабир эфенди начал давать после того, как Колосов предъявил ему несколько документов и записей, сделал очные ставки с двумя турецкими агентами. По мнению капитана, эти агенты были до того хорошо законспирированы, что их поимка ЧК представилась ему как нечто из ряда вон выходящее. И потому он начал рассказывать, припоминая детали и глядя уже не в угол, а на Колосова — тоскливо и обреченно и вместе с тем с глубоко скрытой надеждой.
На вопрос, где скрывается афганский купец Гулям-Мухаммад, Сабир эфенди ответил:
— Я не знаю такого человека.
— Ну, а если мы вам напомним, что Гулям-Мухаммад, он же — гараджи, он же — полковник Кейли!?
Турок сник, сцепив пальцы рук, сказал глухо:
— Я не знаю, где скрывается англичанин. Никто этого не знает.
Его отправили в камеру. Ночью он застучал в дверь и потребовал, чтобы его повели на допрос.
Турок сел, сгорбившись, глаза его лихорадочно блестели. Он спросил Колосова:
— Мой дядя арестован?
— Да, его взяли в Ташкенте, завтра он будет здесь.
— Он ничего вам не скажет, а особенно про Кейли. Майор стальной человек!
— Может быть, но разве для этого вы попросили свидания со мной?
— Я не хочу умирать, я хочу заслужить прощение и помочь вам захватить Кейли, — в глазах у турка было только отчаяние и страстное желание выжить.
— Говорите, я вас слушаю.
— Утром я сказал вам правду, что не знаю, где скрывается англичанин. Не знает этого и мой дядя. Зато знает лепешечник Ахмед, бывший военнопленный турецкий фельдфебель. Он всегда дежурит со своим лотком...
— Около каменного моста и наблюдает за квартирой Аббасова, — закончил Шарипджан, который вошел в это время в кабинет. Сабир эфенди вскочил, низко поклонился и проговорил с явно выраженным сожалением:
— Вот как, значит, вы и за лепешечником наблюдали? Но если вы знаете, что Ахмед связной, то почему через него не вышли на след Кейли?
— А мы этого не знали, — спокойно сказал Колосов. — Теперь узнали и, как я понимаю, вы хотите предложить свои услуги, чтобы Ахмед разговорился.
—
Колосов задумал арестовать связного. Ждать больше он не мог, сроки подпирали, а захватить полковника Кейли следовало во что бы то ни стало. Колосов сделал это, но потом, очень много лет спустя, не любил даже вспоминать о роковой ошибке.
Сабир эфенди убедил все-таки Ахмеда, хмурого, криволицего, угрюмо молчавшего два часа, в течение которых капитан говорил не переставая, быстро проглатывая отдельные слова, указать место, где затаился Кейли.
И Ахмед стал давать показания...
— Последняя встреча с Кейли состоялась три дня назад, в субботу. По заданию Суфи я побывал в Алты-Арыке, в Лейляк-махалле, где гараджи сообщил, что майор уехал в Ташкент на совещание.
— Чем вызвана необходимость такого срочного уведомления об отъезде Аббасова? — спросил Колосов.
— Майор всегда докладывал через меня гараджи, когда покидал Коканд. Так было, когда он уезжал в Андижан, Скобелев, в Ташкент.
— И всегда для доклада вы отправлялись в Алты-Арык?
— Да!
— Какой-нибудь пароль существовал, были определенные часы явок?
— Гараджи знал меня в лицо, какой же еще пароль был нужен? Я приходил к нему в саклю, что во дворе чайханы.
— Что сказал вам Кейли в последний раз?
— Гараджи просил придти, как только Суфи вернется в Коканд.
— А бывало так, что приехав в Алты-Арык, вы не заставали Кейли?
— Да, бывало. Тогда я смотрел на замок — если висел большой, значит, я должен ждать гараджи в чайхане, если маленький — то это означало, что гараджи в Алты-Арыке нет. Я тогда шел в большую мечеть, во дворе есть несколько небольших комнат-худжр, в одной из них живет старик-нищий Карим-дивана. Он сообщал мне волю гараджи и называл день, когда я должен придти еще раз.
Оперативные группы получили задания, были проинструктированы с особой тщательностью. Алтыарыкскую группу возглавил Шарипджан, в ее составе были Васиф и лепешечник Ахмед.
Приезд Фрунзе в Фергану встревожил Кейли. Он получил от своих агентов довольно подробные сведения о пути следования командующего в Андижан. Кейли ждал с часу на час, что в Алты-Арык пожалует Ахмед и сообщит о возвращении Аббасова. Но лепешечника все не было. Надо ехать в Коканд самому и там через Хамид-Чатака или ишана Наим-Кудрата узнать то, о чем он должен сообщить в Лондон.
Кейли шел по залитым теплым весенним солнцем улицам старого города, многолюдным и шумным. Еще издали он заметил, что около каменного моста нет лепешечника Ахмеда. Тревожные мысли промелькнули в голове англичанина. Он не замедлил шаг и не заспешил, он шел как и прежде, и, дойдя до моста, искоса посмотрел на дом Аббасова. Две лестничные перекладины торчали над забором. Значит, все в порядке? Но почему нет Ахмеда? Сердце подсказывало: в дом Суфи заходить нельзя. Неужели провал? Неужели большевики пронюхали? Тогда как можно скорее надо бежать из этой страны.