Чекисты
Шрифт:
Они не пошевелились, с отчаянием глядя на Шарипджана остановившимися глазами.
— Кушайте, чего вы сидите?
Амин заговорил плаксивым голосом, умоляюще глядя на Шарипджана:
— Вы мусульманин и мы мусульмане. Не губите нас и наши семьи, пожалейте наших детей! Мы никогда не забудем этого, мы хорошо заплатим.
— Мы хорошо заплатим, — повторил за амином чайханщик, и слезы заструились по его желтому жирному лицу.
Шарипджан вспыхнул. Он выхватил маузер:
— Ешьте, собаки, иначе пристрелю!
Вскинулся Чернов:
—
Насмерть перепуганные амин с чайханщиком схватили по горсти плова и, обжигаясь, запихали за щеки. Но, воспользовавшись вмешательством Чернова, быстро выплюнули рис.
Шарипджан, глядя на Чернова, крикнул:
— Плов отравлен! Это они его отравили, весь отряд хотели погубить.
На несколько секунд застыли бойцы, не двигаясь с места. А потом разом поднялись.
— Убить негодяев!
— Расстрелять!
— Повесить!
Чернов пальнул в воздух. Он сказал тихо, а слышали все:
— Мы бойцы революции, и судить предателей будет трибунал. Арестовать их!
Шарипджан рассказал Чернову о том, кто поведал ему об отравленном плове. Позвал парня, который стоял под деревом и с любопытством разглядывал бойцов, их снаряжение, вслушиваясь, чуть наклонив голову, в странный говор.
— Тебя как зовут?
— Хакимджан, сын Гаипа!
— Хаким, мы хотим созвать сегодня общекишлачное собрание и предложить тебя в амины. Как, согласен?
Парень сначала пожал плечами, удивленный, что в его жизни может произойти такая важная перемена. А потом сжал губы, свел брови к переносице:
— Согласен! Прежний амин только и делал, что бедняков обманывал, а я батракам друг.
Чернов не удержался, одобрительно хлопнул Хакима по плечу, да так, что тот покачнулся. Тряхнув за руку, сказал:
— Молодец! Справишься! А самое главное, надо создать в кишлаке отряд самоохраны из бедняков и батраков. Из смелых людей! Оружие есть, вон сколько побросали басмачи.
Как ни злились баи и духовники, собрание прошло организованно. Амином кишлака Бувайда был избран батрак Хакимджан Гаипов. А через два часа он прошел к Чернову и доложил, что создал отряд самоохраны из двадцати человек. Причем половина из них охотники, лучшие стрелки в округе.
Чернов предложил ему:
— Говоришь, у тебя в отряде двадцать бойцов? Я тебе еще двадцать дам во главе с Павловым. Понял? Вас сорок станет, сумеете кишлак защитить. А мы двинемся дальше.
Сказано — сделано! Бойцы поддержали предложение командира. Собрались за полчаса и пошли, легко преодолевая километры.
...Шли по Султанбаязу осторожно, старались слиться с тенью дувалов, избегая освещенные луной стороны улиц.
Дремавший на крыше атаджановского дома часовой, увидев внизу вооруженных людей, вынырнувших из темноты на небольшую площадь, завопил не своим голосом:
— Ким? — Не получив ответа, заметался по крыше. — Вайдод! Вайдод!
Один из красногвардейцев, не целясь, выстрелил, пуля скользнула рядом с головой басмача. Часовой завыл: «Уляман! Ой, уляман!»
Прыгнул
Басмачи выскакивали из кибиток, в ужасе метались по двору. Те, кто успел опомниться, хватали ружья, палили вверх, еще больше усиливая панику. Чернов приказал бойцам забросать двор гранатами, а пулеметчику — прошить очередями. Басмачи, побросав лошадей и оружие, через проломы в стенах, через соседние дворы бежали в спасительные чули [17] .
С криками «Ура!» отряд ворвался во двор, где валялись трупы и стенали раненые. Чернов, не останавливаясь, бросился в конец двора. На женскую половину рванулся раньше всех Шарипджан с группой бойцов.
17
Степи (узб.).
Шарипджан, захватив караульщика, допрашивал его. Бойцы осматривали помещения во дворе. Но вот они направились к ичкари. Шарипджан крикнул:
— Туда нельзя, там женщины!
Красногвардейцы остановились. Один грубо спросил:
— Почему нельзя? На войне все можно! — Решительно шагнул к ичкари.
Шарипджан в два прыжка достиг двери, заслонив ее спиной.
— По нашему закону мужчина не может войти в ичкари, не предупредив об этом заранее. Женщины закроют лица, и мы сможем войти.
Когда в кишлаке началась стрельба, спавший в ичкари Атаджан вскочил с постели и замер, вслушиваясь. Он расслышал испуганный вскрик караульщика, увидел в окно приближавшихся бойцов. Как шакал в западне, метался Атаджан по комнате, в нижнем белье, с револьвером, готовый лбом пробить стену. Воспользовавшись тем, что Шарипджан задержал красногвардейцев, он натянул сапоги на босые ноги, и, ударяя каблуками в каркасную стену, пробил в ней дыру. Выполз задом, попал в соседний двор, притаился в лабиринте дворовых построек у местного имама.
— Пошт!.. Пошт!.. — прокричал Шарипджан и после этого толкнул дверь ичкари. Дверь была на запоре. Он постучал, но никто не ответил. Шарипджан постучал сильнее. На этот раз послышался испуганный женский голос:
— Ким?
— Очинг! [18] — властно произнес Шарипджан. Когда дверь открылась, он вошел, держа в руке маузер. За ним следовали пять бойцов.
— Хечким йук [19] , — проговорил женский голос, уже слышанный Шарипджаном раньше. Он вспомнил — это Халима. Всматриваясь в темноту, увидел ее, сидящую на полу в углу с натянутым на голову одеялом.
18
Открой (узб.).
19
Никого нет (узб.).