Человеческое, слишком человеческое
Шрифт:
«Перегорел».
Да, похоже. Так перегорает неонка: сначала мерцает, потом тускнеет. И что-то меня не торопятся менять, черт возьми. Похоже, моего отца устраивает полумрак.
— «SEELE» — это проект поэтапной замены человечества на Евангелионов.
Круто. Мой ночной кошмар, кошмар блэйд раннера Синдзи — и во плоти.
— Взгляни сюда. Это его ключевые этапы.
Листок. Нумерованный список, почему-то отцентрированный для печати. Протезирование — это понятно. Искусственное вынашивание плода — тоже. Это тоже ясно, ни у кого не должно быть подозрений насчет эпидемии бесплодия у красивых и безупречных
Все круто, и даже очень страшно — особенно то, как просто это все выглядит на распечатанном на принтере листочке. Непонятно только одно.
— Зачем это все?
Отец изучающе рассматривал меня. Хотелось уточнить, но я просто ждал ответа, честно пытаясь зафиксировать взгляд на кроваво-красных линзах очков.
— Люди обречены, сын. Человек не может жить ни здесь, ни в колониях. Процент новорожденных специалов экспонентно растет по всему человеческому сектору космоса.
Ясно. Значит, статистика и «спаси своих будущих детей — лети осваивать космос» — это все херня. Обидно: старческое брюзжание на кухне, оказывается, куда ближе к правде, чем симпозиумы и выпуски новостей.
— Но генная терапия…
— Отсрочка. Через поколение прогресс мутации только возрастает.
Сейчас надо спросить о причинах. И всего-то. И я узнаю какую-то офигенно страшную и бредовую тайну. О проклятии природы, гневе древних богов или происках пришельцев.
Только не хочется что-то.
— Я понял. И зачем это все знать мне?
Икари Гендо откинулся в кресле и сложил руки на груди.
— Меня это не устраивает. Ни повод, ни решение.
Хороший диалог. Я о себе, он о себе. Подразумевается, что меня должно не устраивать то же, что и его. Так что я просто промолчал. Отличный прогресс: я не злюсь, не раздражаюсь, не бегу за своими комплексами на поводке. Да и… Остались ли они — эти самые комплексы?
— Есть альтернатива. Симбиоз людей и синтетиков, дополнение человечества.
Дай угадаю, папа. Это твой проект, но он никому из твоих подельников не понравился. Мне он не нравится хотя бы тем, что я не вижу отличий. И вообще не понимаю, какое будущее у мира на двоих.
Лучше уж нас всех на свалку или сразу в печи.
— И в чем разница?
— В прошивке.
Снова пауза. И колючее ощущение проверки: отец словно бы ждет, что я начну задавать вопросы, нервничать, изумляться. Извини, отец. Нервы — нервами, но беситься? Уволь. Мне и раньше было положить на глобальные дела, а уж теперь… Впрочем, судя по поведению Гендо Икари, он видел как раз то, что хотел.
Гордись, брат. В свои двадцать семь ты начал чертовски круто оправдывать доверие отца.
— Или солдат, или человек. Или новая раса, или опора старой…
Еще до того, как он продолжил, я все понял.
— …Или Нагиса, или Аянами.
Значит, все бред. И какие-то особые условия бегства, и «Чистота» — бред.
— Искусственный человек, способный все понять, поддержать, простить… — я говорил, а картинка расплывалась, перед глазами проносились образы моего короткого прошлого, которое я успел разделить с Рей. — Идеальный человек.
— Нет.
Я замер, образы раскололись, пошли трещинами.
— Нет?
— Нет. Просто человек, который идеально подходит
Это как удар под дых. Плюс на минус — это фигня, нет у нас плюсов и минусов. «Любовь — это когда двое смотрят в одном направлении», — туда же. Чушь. Но как тогда? Как? Как программа вычислит, что хорошо, а что плохо? Как ей не ошибиться?..
Стоп. Да никак — и это тоже часть программы. И часть отношений.
Рей ошибалась — она получила пощечину, хотя должна была бы понять мое состояние, раз уж такой идеальный душевидец. Она просто развивалась рядом со мной. Делал шаг я — делала она. Иногда убегала вперед — не могла не убегать, потому что при всей своей приспособленности ко мне она оставалась человеком.
Нет, не бывает и быть не может. Слишком сложно, и никакой «Нексус-6»…
Я замер. «О, черт. Приспособленность ко мне».
Она при первой встрече назвала мою внешность идеальной. Она отреагировала именно на мои слова. Она нашла меня. Она… И когда я начну доверять своей паранойе?
— Полевые испытания на мне, значит? — спросил я. — А ты сам бета-тест проводил?
Я почти блаженствовал: впервые с момента пробуждения внутри что-то кипело. Разобрать бы еще эту кашу — горечь, ярость, ненависть. И тоска. Тоска от того, что чудо не перестало быть чудом. Чудо, которое должно было быть только нашим. Чудо, которое спасало нас обоих.
Или все же перестало?
Ненавижу.
— Тебя что-то не устраивало в ней?
Сука. Я встал, чувствуя, как сводит мышцы от желания вбить кулак ему в горло.
— Ты создал ее, чтобы она встретилась со мной. Создал для меня куклу. С какого хера бы меня что-то не устраивало?!
Снова тишина — и спокойный, ненавистно безразличный густой бас:
— С точки зрения будущего, это ты появился на свет, чтобы встретиться с ней.
Гребаная софистика. В чем смысл жизни. Где предназначение, для чего кто родился. Пошло оно все.
Если бы можно было не верить отцу, я бы не верил. Я бы отказался верить в то, что пережитое мной, — это всего лишь эксперимент. Я бы на доказательства забил, я бы на все, все забил, но эта сволочь, эта старая бородатая сволочь… Я сидел, уткнув лицо в кулаки, и в поле зрения плыли кровавые пятна. Успешный эксперимент получился, охренеть какой успешный, я рад. Черт, как я рад.
По хер. Мне все по хер, понял я. Так, наверное, и надо: идеал в нашем мире может быть только синтетическим, и уже похоронив его, ты понимаешь, что все куда гаже. Что этот самый идеал кому-то был нужен, и твой ком в груди — это все тоже часть опыта. И этот кто-то посмотрит, запишет, презентацию подготовит и своим равнопараллельным тоном позовет тебя для следующей части опыта.
«Ну что ж. Раз все так…»
— Зачем понадобился я?
Следовало бы, конечно, спросить проще: «почему мне не дали умереть?» — но это уже совсем декаданс.
В задницу декаданс.
— По многим причинам, — и снова эта пауза. Ну-ну, я потерплю. — Главное то, что партнеры требуют прекратить работы над проектом «Дополнение» и перевести все ресурсы в проект «SEELE».
— Моя роль?
Мне начинал нравиться этот обмен репликами, а еще — мне и вправду все это безразлично. В некотором смысле, те «пидоры» меня таки ухайдакали. Или я еще раньше умер — когда коллеги убили мою партнершу по опытам.