Человеческое
Шрифт:
Мы все жили разными племенами, иногда дружили, а иногда враждовали друг с другом, но всегда в последнюю минуту останавливались, когда стрелы созданные для охоты на зверей, направлялись на людей. Некоторые из нас расходились группами по тем местам, которые им особенно нравились. Имена нам давали названия рек, холмов, и даже сплетни и слухи, которые с нами тогда случались.
Обилие плодов и зверей в нашей местности, сделало нас добрыми и щедрыми, поэтому мы не ставили противиться новым своим соседям. Наоборот же, некоторые из нас, видя их тоскливые лица и неумение охотиться, подносили им то шумных зверей, то перистых птиц. Те, же смотрели на нас все с тем же недоверием,
Они пользовались нашими вещами так, будто все это принадлежало им уже давно, без тени смущения. Некоторые смотрели на нас как-то с высока, будто мы им что-то должны. Если бы при них было бы оружие, мы бы их сразу же прогнали, но они пришли с пустыми руками, поэтому мы с почтением приняли их и проявили все свое гостеприимство, ведь думали: «что все люди – братья».
Однажды ночью после шумного праздника в честь плодородной земли, напившись соком винограда, мы крепко уснули все у священной реки. Некоторых из нас разбудили отдельные вскрики, и разбудили остальных в ужасе. Пришельцы ходили и забивали камнями спящих из нас, другие из них грязли тела наших своими кривыми зубами. Крик стоял от реки до самых гор.
Это были людоеды, о которых нам рассказывали еще деды, а им их деды, но сами мы их встретили впервые. Оказалось, что они не какие-то страшные там чудовища, а имеют такие же лица, как и у нас, столько же рук и ног, только глаза у них были другими, – имели иную глубину и множество тоннелей. Нам пришлось бежать от них через реку, в которой еще многие из нас потонули.
Перебравшись на тот берег, мы наблюдали как оставшихся там, эти звери доедали наших. Но ничем помочь им мы не могли, – мы слишком поздно проснулись, и перевес был уже не на нашей стороне. Оружие наше они заранее выкрали, не умея им пользоваться, просто сломали, а какое не смогли – сожгли. Мы стояли на том берегу с голыми руками, и обессиленными от страха ногами.
Тогда мы дали себе клятву, что наберемся сил и вернем себе свои земли, а так же всех их уничтожим как коварных змей под ногами. Мы стали таскать камни с места на место, чтобы наши руки крепли, мы плавали на перегонки в реке против течения, чтобы не утонуть. Мы точили стрелы как можно острее, чтобы они не отскакивали от их твердой кожи, а проходили насквозь их тела.
И точно так же ночью, переправились на их берег, и нашли их спящими на наших ветвях. Мы чувствовали, как они смотрят сны о том, что им повезет и как у них все будет хорошо. И мы бы сохранили им жизнь, если бы их хорошо не было бы для нас так плохо. В ту ночь не было даже ни единого крика, все их тела потом унесла река, и больше мы о них никогда не слышали».
Старейшина встал и покинул всех слушающих, не сказав им больше не слова. И никто их присутствовавших не спал той ночью, думая о том, что не все, кто выглядят как они, могут быть такими же добрыми. Только сейчас они поняли, что там за лесом, скрываются не небеса из сказок, а настоящие подземелья. Ведь не просто так, все кто убегали туда, назад уже не возвращались.
Упали они в ноги того, кто их обо всем этом предупреждал. Старейшина с пониманьем кивнул им и сказал, что знает как всем хочется все на своем опыте испробовать. Он успокоил их, убедив что и сам таким когда-то был. Они стали его обхаживать и расспрашивать о том, что здесь было на их земле до того, как они еще не родились. И тогда он сел на камень возле костра и стал рассказывать.
«Никто уже не помнит, когда мир поделился на добрых и злых. Помню, одни со злобой разбегались в разные стороны, а другие почему-то держались вместе. Помню как даже однажды на озере антилопы затоптали
С тех пор мы ходили, держась за руки, и у нас не было ни влияния, ни власти над ближними. Все мы были равны перед лицом природных стихий и диких животных. Но выжить смогли только те, кто держались вместе. Так появилось в людях добро, сострадание и любовь к незнакомым им людям. Даже прекрасные звезды и всемогущее солнце не грело нас так, как руки ближнего.
Любовь появилась вопреки тому, что всем было чуждо. Жизнь изменилась с тех пор, как люди перестали греться вокруг костра словно камни, а стали разжигать его внутри – каждого, кто к нему нечаянно прикасался. И это тепло было ни с чем не сравнимо, оно не светило, – но грело ярче, чем солнце из космоса. Они стали искать как передать свое внутреннее тепло наружу в виде огня.
Между тем ночью волки загоняли нас к оврагам, и раздирали нас по частям, когда настигали по одному в лесу. Нам приходилось разжигать костры вокруг жилищ, и всем ходить, держась за руки, оглядываясь по сторонам. Когда один кричал, другие сразу же забрасывали нападающего камнями. И только так мы спасались в то время. Наши глаза разгорались так же быстро, как ветви у костра.
Те времена были как живые, как вода, они текли под ногами, и падали с высоты водопадами. Им наполняли кувшины, стаканы, тела, пока не пришла вечная мерзлота. И лед не разорвал все, что было заполнено ей до краев. С тех пор время стало тяжелым и холодным, и перестало греть их тела. Ценность огня сразу стала выше всего остального, а прикосновения больше ничего не значили.
Слова появились значительно позже, когда мы уже попытались вернуть то, что было утеряно навсегда. Слова как снежки, не долетая до твердости земли, превращались в воду, и делали только хуже, туша последние искры надежды в наших телах. Мы стали ходить по кругу вокруг дерева, чтобы согреться, не понимая, как могли так много и быстро все потерять, не уходя никуда отсюда.
А когда треснул серый лед и разошлись берега по сторонам, мы обратились к тому, кто умел читать наши мысли по ветру и рекам в глазах. И он сказал нам, что любой из нас, кто обретет свою былую чувственность и сострадание к ближнему, сможет пройти по образовавшимся осколкам льда, на тот берег. И все стали пытаться, прыгая с льдины на льдину, но все кто выходили – тонули камнями.
Птиц по следам не найдешь, у них другие дороги, чтобы поймать их нужно подняться в самое небо. Никто не знает, как глубоко проникает свет через поверхность моря, и что прячется на самом его дне. Два океана трутся друг о друга своими телами, расталкивая всех по своим местам, чтобы кто-то наконец-то бросил давно брошенный кем-то жребий, и давно закончил то, что кто-то давно начал.
На том берегу у нас остался костер, который достался нам еще от предков, но сами мы не знали, как его разжигать в камне. Мы лишь постоянно подбрасывали сухие листья в него веками, и грелись как бабочки вокруг яркого цветка. И без этого огня одинокие сердцем были обречены на замерзание, их руки, которых никто давно не касался, замерзали. Даже пальцы их стали выгибаться как ветви.
Тогда у злых еще был огонь, а у добрых не осталось даже ни искры, кроме них самих. Злые люди грелись по очереди у костра, поэтому постоянно пытались утащить горящие палки из него, чтобы потом сидеть у него по одному. Но они не успевали подкидывать листьев, и огонь тух, а холод змейками заползал в них. Пришло время, когда улетающие птицы на юг, стали звать их с собой.