Человечина
Шрифт:
— Бла — бла — бла…
— Сильный идет? — спросила Зулейка сестру. — Ты его ждешь?
С этими словами Зулейка, оторвала своих детей от компьютерных игр и забралась с ними на печь.
— Принимай его одна. — сказала Зулейка напоследок и накрылась вместе с детьми огромным тулупом. Под ним они принялись лузгать семечки, которые сушились на печи.
Одна! Алтынай только об этом и мечтала. Она задрала юбку и сняла трусы.
Вошел гость. Сел. Стал пить и есть.
— Пей — ешь как следует! — приговаривала Алтынай. — Тебе предстоит сейчас ответственное дело.
Когда Сильный ополовинил то, что стояло нас столе, женщина встала и задрала юбку, показывая, что у нее нет трусов. Молодому богу ничего не оставалось как лечь с Алтынай. Только он вошел в нее, дверь распахнулась и на пороге появился
— Бла — бла — бла! — от неожиданности запел Сильный и начал действовать энергичнее. Алтынай вовсю ему помогала.
— Что такое! Что здесь происходит? — раскричался Иван.
— Не видишь, что ли? — ответила ему с печи Зулейка. — Сильный пришел. Твою младшую жену трахает.
— Не жена она мне боле, не жена, не жена! — провозгласил торжественно Иван, ища по всему дому топор.
Алтынай того и нужно было, ведь Иван дал ей развод. Но в деле с Сильным вдруг возникла одна неувязочка. Лоно Алтынай так широко разверзлось, что поглотило молодого бога — одна голова снаружи осталась. Этим воспользовался Иван, как раз отыскавший топор. Бывший муж Алтынай одним ударом отсек голову Сильному.
— А — а — ах! — воскликнула Алтынай и почувствовала, что в этот раз она понесла без всяких сомнений.
Пока она наслаждалась трепетом своей плоти, Иван отправил Зулейку с детьми в хлев за навозом. Из навоза он слепил мужское тело приличных размеров и приставил к нему голову Сильного. Голова прижилась. Когда творение Ивана увидала Алтынай, она не заметила подмены.
— Вот теперь твой муж! — сказал Иван.
Вскоре рядом с домом Ивана вырос дом Алтынай и Сильного. Правда его теперь звали Федором. У Алтынай родилась двойня — девочки. Иван устроил Федора на работу в шоу-бизнес. Там парню выдали костюм Гуффи, свисток и пистолет и сказали:
— Крутись.
Федор начал крутиться. Первым делом он по наущению Ивана пошел в малинник у ручья, где обычно пасся Супай и его жена. Там на маленькой полянке с некоторых пор творились чудные дела, поэтому была возможность хорошенько поднажиться.
Шоу-бизнес, вообще, дело очень хорошее для молодца из порядочной фамилии. Вот, к примеру, у одного старика и старухи был один сын, уже в возрасте, но баловной — ужас. То водки с геологами напьется, то анаши с археологами накурится, то клею с местной завклубом нанюхается. И все под предлогом — подмогнуть: кому шурфы бить, кому курганы рыть, кому декорации для драмкружка подновить. А в результате, парень зимой в кедах, просящих каши, ходит на босу ногу и в подбитом ветром пыльнике. Из дома все тащит. Последний раз телефон с АОНом цыганам снес за грам опия. А ведь, одинадцать классов кончил с похвальной грамотой за участие в ремонте школьной мебели. Мог бы в товариществе по совместной обработке земли нормировщиком служить или на сторожем. Женился бы на Феде из колбасного цеха. Детушек из детдома бы взяли — огород обиходить. Жил бы как все люди. Эх, да что там говорить. Короче говоря, решился старик сына в ученье отдать, как не плакала старуха: ей то лучше, чтобы сынок ее дома на печке лежал, хоть пьяный, хоть сраный. Загнется — похороним под порогом. Не надо будет пенсию тратить — далеко на кладбище ходить-ездить. Но дед ударил кулаком по столу и повез сына в соседнюю волость к мастеру, с которым путем взаимной переписки сговорился, что мастер три года парня будет бить нещадно, кормить впроголодь и учить своему делу — чудесные ящики строить. Так и вышло. Конечно, парень не только учился чудесные ящики строить, но и хозяйских детей нянчил, на кухне помогал и на базар за припасами ходил, но через три года уехал от мастера на личном автомобиле с магнитофоном, в костюме с отливом и с пышногрудой блондинкой на заднем сиденье, а в багажнике у него лежал чудесный ящик, что мастер его родителям в подарок послал. Как ящику обрадовались старики! Залезли в него, а сына попросили замкнуть их внутри. И стала благодать. Есть, пить, веселиться, а когда и погрустить в меру, и похоть потешить и ужаснуться — все потребности чудесный ящик удолетворяет и денег не просит. Прознали про то соседи, и у парня работа пошла, некогда стало блондинку повалять. Скоро вся деревня в чудесные ящики переселилась. Скотина недоенная мычит, куры где попало бегают, собаки на постелях спят, огороды бурьяном
А, если бы не шоу-бизнес, так и мучились бы все до сих пор — лямку тянули, да небо коптили.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ,
Представители племени, вычерпавшие до дна озеро — уху, были в сущности неплохими людьми. Просто, когда твои стрелы не смочены ядом кураре, то нечего и думать о том, чтобы идти охотится на диких свиней. Между тем у этого племени запас кураре иссяк, и им грозила голодная смерть. Встреча с Световидом была для этих людей редкостной удачей.
Во-первых, они покушали ухи и таким образом обеспечили себя калориями на некоторое время, потребное для поиска решения проблемы пропитания более радикальным способом.
Во-вторых, Световид, а вернее возможность некоторых манипуляций с ним, натолкнули старейшину племени на открытие этого способа.
Седобородый кривой горбун выбрал мужчин половчее и велел им вкопать Световида головой вниз в землю. Сам же старейшина сделал первый копок световидовой палкой-копалкой. Затем рядом с вкопанным Световидом были построены деревянные помосты, на которые по очереди взошли все члены племени и поелику возможно помочились на молодого бога. Результат не заставил себя долго ждать. В мановение ока берега бывшего озера покрылись чилибухой и другими растениями семейства логаниевых. Особенно их было много на противоположном берегу. Довольный горбун приказал выкопать Световида и поставить его на ноги. Старик подмигнул женщине с колтуном и та принесла ему большой гриб с красной в белых пятнышках шляпкой. Седобородый плюнул на гриб и приставил его Свтовиду между ног. Молодой бог ожил.
— Мы идем собирать чилибуху, чтобы потом приготовить из нее яд кураре. — сказал горбун Сетовиду. — Ты пойдешь с нами. Будешь готовить нам пищу. Ха-ха-ха…
И отряд в пятьдесят воинов двинулся на противоположный берег бывшего озера. Горбуну-старейшине не откажешь в рачительности.
Остальные члены племени легли спать. Во сне калории не так быстро расходуются.
Световида вели с собой на веревке. Шли короткой дорогой, по дну озера. Оно к тому времени уже основательно заросло крапивой высотой в два-три человеческих роста. Эти заросли привлекли к себе вожака страусов эму, на котором на выручку Световиду ехал Зверь. Он и привел свой табунок сюда попастись. Зверь был не против. В его интересах было, чтобы страусы нагуляли побольше мяса. Зверь собирался кем-нибудь из них утолить вскоре голод. Но тут он увидел отряд людей и несчастного своего родственника на веревке. Зверь начал следить за ними, оставив своих страусов на тучном пастбище…
Воины собрали достаточно отравы и двинулись в обратный путь. Горбун выбрал двоих молодых резвых воинов и отправил их вперед убить какую-нибудь живность. Тушу им было велено отнести племени, а потроха оставить отряду. Видимо, Световиду предстояло их приготовить своим хозяевам на ужин.
Через несколько времени отряд седобородого действительно нашел мешок с потрохами, подвешенный на особенно высоком и мощном крапивном стебле. Снимать мешок заставили Световида. Все воины опасались жалящих свойств крапивы. Молодого бога им было не жалко.
— Готовь ужин! — строго скомандовал ему кривой горбун. — если будет не вкусно мы съедим тебя.
Световид отошел в сторонку от воинов, севших играть в кости и курить хань. Молодой бог выкопал яму, набросал туда сухой крапивы, разжег костер и стал ждать когда образуется побольше углей, чтобы запечь в них потроха, предварительно обернутые той же крапивой. Когда появились угли, Святовид вытряхнул из мешка на землю содержимое. Неожиданно среди потрохов оказались головы двух воинов, которых послал вперед кривой старейшина. Чтобы другие воины этого не заметили Световид поспешил их обернуть крапивой и закопать в угли в первую очередь. Как оказалось вовремя, потому что обкурившиеся воины, и громче всех их уродливый предводитель, кричали: