Человек-эхо и еще кто-то (Сборник)
Шрифт:
Часы ожили в полдень, точнее — без пяти двенадцать. В такое время он никого еще не вызывал. Новый каприз?
Марио почувствовал всю значимость неурочного вызова, когда вышел из коттеджа. Пошел он не через боковой ход, как в первый раз, а через парадную. С крыльца увидел стоящих поодаль людей в голубых халатах. Они дружно повернулись, прервав разговоры, и молча рассматривали его, будто ждали какого-то события — вот что-то произойдет.
Голубые халаты он видел на всем пути к Башне. Люди выползли из лабораторий, разбрелись по парку, сходились группами и расходились на перекрестках аллей. Судя по их позам и жестам, они были крайне взволнованы и возбуждены.
Нью-Беверли
Началось, как он потом узнал, еще утром, даже раньше — со вчерашнего вечера; это разговоры пошли лишь с утра. Ничто не парализует так работу, как слухи. Судачили все и везде. Новость передавали шепотом, а слышал весь филиал. Нашептали бурю. Просто удивительно, что не трещат стены зданий и не посрывало крыши. Рухни сейчас сама Башня — восприняли бы как должное. Что может быть ужасней того, что уже произошло.
Первая тучка на беверлинском небосклоне показалась накануне, только никто не подумал, что это — предвестница надвигающейся грозы. По программе предстояло проконсультировать абонента НХ-78003. Рабочее время — двенадцать минут (гонорар — пятьдесят тысяч долларов). Исходные данные БМ получил вовремя, вопросы были поставлены корректно. И все шло своим чередом. Правда, Башня потребовала дополнительных сведений. Никого это не насторожило. Дали. И прежде случалось, что БМ что-то запрашивал или уточнял, если испытывал затруднения. Но затем последовал запрос: с какой целью абонент обратился за консультацией и как будет использована полученная информация? Это уже что-то новое. Никогда раньше Он такими вещами не интересовался. Связались с абонентом, тот на дыбы. Начались переговоры, согласования. Разумеется, ни одна фирма всех своих карт не раскроет, но в данном случае директорский совет уступил: чтото сообщили, что-то утаили. Но номер не прошел. Из Башни категоричное: расшифруйте код абонента! То есть назови Ему фирму — ни больше ни меньше. Это уж слишком. Филиал обслуживал анонимно, сведения о клиентуре держались в строжайшей тайне. Иначе сама консультация теряла смысл, конкурентам достаточно было узнать, чем занимается их соперник. К тому же услугами филиала пользовался не только деловой мир. (Полковник слукавил, сказав Марио, что никакого отношения к военному ведомству Нью-Беверли не не имеет. Имеет и самое прямое)… Получив отказ, БМ, казалось, смирился.
Это было вчера. А утром, просматривая новый график, программисты обнаружили, что абонента НХ-78003 в программе нет. Двенадцать минут — прочерк, нулевое время. И если бы только это. Он все-таки расшифровал индекс, назвал фирму и отказался работать на нее наотрез, навсегда.
Было, было отчего бурлить Нью-Беверли. А день стоял ясный, тихий, голубоглазый. Парк просвечивался насквозь, дышали смолой сосны, азартно пересвистывался птичий народ. И откуда света столько взялось, столько воздуха… Марио шел, жмуря глаза, с перехваченным дыханием — от солнца, от озона, а думалось ему, что это взгляды беверлинцев горячили кровь и несли его над землей.
Он пересек поляну, не останавливаясь, прошел ворота. Бронированные створки были уже разведены. Часы показывали двенадцать. Пошло нулевое время. После яркого дневного света полумрак под сводами Башни казался непроглядным. Медленно, по частям, как проявляется изображение на фотобумаге, обозначилось слабое свечение, потом овал яйца, пока еще без постамента. Яйцо словно плыло, парило в воздухе. Сесть ему не предложили.
— Мы теряем время, — прервал тишину голос. — Говори.
— Сегодня такой день… — с ударением на «такой» сказал Марио.
— Прекрасная погода, знаю. Или ты о событиях?
— Тебя уничтожат. Когда всем надоест, тебя уничтожат.
— Может, я этого и добиваюсь. Такое тебе не приходило в голову?
— Зачем?
— Спроси у самоубийц.
— Они от отчаяния.
— Я тоже в отчаянии. Или, считаешь, у меня такое не может быть? А ты представь. Попробуй.
— Опять игра?
— Хорошо, оставим… Я слушаю.
Глаза освоились. Марио уже видел свое отражение в мраморе постамента. Неестественно вытянутая, сломанная фигура… Ее зовут Несса, восемь с половиной лет.
— Я мог бы сходить к той девочке, о которой ты говорил. Если хочешь.
— Нет, зачем же. Мне пока от тебя ничего не вадо.
— Пока… Никто не может сказать, зачем я вообще здесь.
— Тебя это беспокоит? Ты — Сын. Разве дети спрашивают, зачем они родителям?
— Это тоже игра, да?
— Марио, время на исходе. Ни о чем больше не хочешь спросить? Мне показалось…
В кармане лежал оранжевый конверт.
— Кто-то назначил мне свидание, — вспомнил о записке Марио.
История с письмом, казалось, не произвела впечатления. Да и чего он ждал? В контексте всех событий это была такая мелочь!
— А ты сходи, — сказал голос. — Даже любопытно.
Улицу запрудил людской поток. Марио включил мотор, ожидание предстояло долгое. Вереница невесть где начиналась и невесть где кончалась. Транспаранты не оставляли сомнений антивоенная демонстрация. Люди шли неторопливо, вразброд, как на прогулке в праздничный день, переговаривались, улыбались, глазели по сторонам. Было что-то неестественно-противоречивое во всем этом шествии — гневно кричащие лозунги и праздный настрой толпы. Может, там, на месте сбора, когда они собьются, уплотнятся и над площадью загремят речи, — может, там все будет по-другому, но сейчас, казалось, им доставляло удовольствие идти по улице и вызывать любопытствующие взгляды.
Опустив боковое стекло, он рассматривал демонстрантов. В основном молодежь и старики. Много женщин, некоторые с детьми. Почти нет мужчин средних лет, эти на работе. Хотя нет, попадаются. Вот этому лет тридцать. В отпуске или выходной. Может безработный. Конечно, безработный, на лице написано. Марио таких по выражению глаз узнавал.
Сколько же еще ждать? Можно было дойти пешком, отсюда ходу минут семь, но машину посреди улицы не бросишь, и с места не сдвинуться — образовалась пробка. Марио даже пожалел, что за рулем не вислогубый. Джеймс только подогнал машину к коттеджу и сразу ушел. Это так Башня распорядилась — снять всякую опеку над Марио, что привело Полковника в замешательство. Переполох в Нью-Беверли разрастался.
На перекрестке регулировщик. Он криком поторопил хвост колонны, открыл движение. Марио тронул машину.
Как ни странно, без сопровождающего он чувствовал себя увереннее. Одно присутствие Джеймса — не то шофера, не то телохранителя — наводило на всякие мысли. Да еще автомат на сидении, непрерывные оглядывания, когда в каждом, кто пристраивался сзади, чудился преследователь. Зря он в тот раз не пошел по магазинам. И в павильон следовало бы зайти, повидаться с этим, будь он неладен, Роджером Гликоу, чтобы больше не думать о нем.
Записка в оранжевом конверте уже утратила интригующее и даже несколько зловещее значение, которое придал ей поначалу Марио. Сейчас, подъезжая к выставке бытовых приборов, он не испытывал ни малейшего беспокойства. Разве что слегка разбирало любопытство.
Выставка, похоже, особого ажиотажа не вызывала, тем не менее посетителей оказалось в этот час не так уж и мало. Автостоянка, рассчитанная на полтора десятка машин, была забита. Вовсю работали пищевые автоматы — почему-то каждый, прежде чем осмотреть экспозицию, считал необходимым подкрепиться. А у билетной кассы даже очередь. Есть, оказывается, люди, которые интересуются бытовыми приборами.