Человек и Церковь. Путь свободы и любви
Шрифт:
То же самое происходит и в Церкви – священническое послушание обязывает священника внимательно и искренне слушать всех, кто к нему приходит. Послушание нашему епископу, как мы надеемся, в свою очередь означает, что и он готов внимательно слушать каждого из своих священников. И отвечать любовью на все, что с ними происходит. Потому что нет послушания без любви.
Непростой момент отношений с ребенком – наказание. Наказание должно быть обязательно. Но важно понимать, что это такое. Если мы посмотрим в Священное Писание, то увидим, что само слово наказание означает вовсе не расправу и не вынесение приговора, его смысл в переводе с церковнославянского – научение, наказ, указ. «Сын мой! Не пренебрегай наказания Господня, и не унывай,
Никогда нельзя наказывать в состоянии гнева и раздражения. Объяснять, почему и в чем ребенок неправ и где провинился, надо спокойно, внятно, на равных, обязательно добиваясь главного – понимания того, в чем состоит проступок и за что получено наказание. Если растолковать негативные последствия поведения, например, предательства, его опасность или причиненное им зло, тогда через чувство стыда и сожаления в ребенке может заговорить совесть. И велика вероятность, что в следующий раз он подумает, прежде чем сделать что-то предосудительное. А может быть, и нет. Но крик, подзатыльники, настрой: «Ну, я тебе сейчас устрою!» в любом случае ни к чему хорошему не приведут. Это взаимный разрушительный процесс. Как минимум никакого толка от подобного наказания не будет.
Подростковый возраст – это всегда время испытания родителей на мужество, стойкость и терпение. Родители, которые знают своего ребенка, его сильные стороны и недостатки, всегда будут терпимы к нему. Они понимают, что в этом возрасте, как написано в Священном Писании, «парение похоти помрачает ум незлобив» (Прем. 4:12). Вот это парение похоти, парение плоти, парение физиологии и гормональный бунт сводят подростков с ума. Часто в этот период между детьми и родителями происходят такие иррациональные конфликты, когда ребенок сам страдает оттого, что испытывает отрицательные чувства по отношению к близким: «И враги человеку домашние его» (Мф. 10:35–36). Многие и хотели бы прощения просить у папы с мамой, но не могут через себя переступить в этот момент. Это испытание для всех. Взрослым надо суметь терпеливо пережить конфликт, не доводя его до крайности, до момента, когда у ребенка не остается никакого выхода, кроме как хлопнуть дверью.
Нельзя забывать о том, что примерно 10 % суицидальных случаев в обществе приходятся на молодых людей, не достигших 18 лет. Родители часто не понимают, что им надо вовремя остановиться, переждать, принять удар на себя, хотя бы потому что их ребенок просто не умеет еще владеть собой в стрессовой ситуации. Именно взрослым надо уметь отступить и выждать, пока страсти улягутся и появится возможность всем во всем разобраться. Надо дать ребенку понять, что ты рядом, ты не враг, не тиран и деспот, но и ты имеешь право на свое мнение. И главное, ребенок всегда должен знать, что его любят.
Одно из самых сильных потрясений юности – первая влюбленность. Она поражает сердце и ум и воспринимается как явление новой жизни. Если кто-то помнит себя в этом возрасте, он подтвердит, что именно так это и происходит. Мир переворачивается. Ничто не может сравниться для подростка с этой яркостью чувств, с этим ощущением полноты жизни и самого себя. Это не время полутонов, здесь во всем или предельное счастье, или глубочайшая драма. Подросток вдруг начинает совершенно иначе ощущать себя, каждое его движение, каждая мысль, каждое слово доставляют такую боль или такую радость, что он словно выпадает из реальности обычной жизни. И, конечно, никакие увещевания и призывы к разуму со стороны взрослых просто не достигнут его сознания. Влюбленный доверяет только собственным чувствам, только их воспринимает как истинные.
«Не знаю, удастся ли мне описать по порядку, каким образом я познакомился с одним из прелестнейших в мире созданий. Я счастлив и доволен, а значит, не гожусь в трезвые повествователи.
Это ангел! Фи, что я! Так каждый говорит про свою милую. И все же я не в состоянии
Какое сочетание простосердечия и ума, доброты и твердости, душевного спокойствия и живости деятельной натуры! Все эти слова только пошлый вздор, пустая отвлеченная болтовня, не отражающая ни единой черточки ее существа. В другой раз… нет, не в другой, а сейчас, сию минуту расскажу я тебе все!»
И как бы родители ни переживали за своих детей, они просто обязаны дать им свободу. В этом и заключается смысл настоящей любви. Любить – значит доверять. Свобода всегда подразумевает огромный риск, но ее отсутствие – это отсутствие любви. В каком-то смысле родители всегда оказываются перед сложнейшим выбором. Им надо предоставить своему взрослеющему ребенку свободу, но не как форму безразличия – мол, делай что хочешь, мне все равно, – а именно как знак доверия и любви. Безусловно, они имеют полное право на свое мнение о молодом человеке или девушке, с которыми встречается их чадо, но на этом их участие заканчивается. Можно сказать: «Нам очень нравится эта девочка, нам будет приятно, если ты придешь с ней к нам в дом, надеемся, мы познакомимся и подружимся». Но можно признаться и в обратном: «К сожалению, нам кажется, что ты ошибаешься, посмотри внимательнее, прислушайся к себе, приглядись к этому человеку, это может быть неправильным и опасным для тебя». И все.
А дальше – то самое родительское послушание. Когда мы переживаем, молимся и плачем. Молимся и плачем. И надеемся на лучшее.
В нашей повседневной жизни есть вещи, на которые мы или не обращаем внимания, или считаем их неизбежным, а потому простительным злом. И тут в некоторых вопросах неодобрение священника вторично, поскольку, например, использование мата негативно не столько в религиозном, сколько в этическом аспекте. Сквернословие – это прежде всего нарушение норм – приличия, общежития, общения. Матерная речь неприемлема, поскольку она оскорбительна. И именно в этом аспекте религиозное сознание, как предтеча этики, рассматривает сквернословие как грех.
Кроме того, матерные слова в той или иной мере эксплуатируют сексуальную сторону человеческой жизни, которая в религиозном сознании табуирована. Причем эксплуатируют ее самым грубым образом, и в качестве объекта сексуальных спекуляций здесь выступает в основном образ матери. Поэтому во всех отношениях мат – это нарушение общепринятых норм поведения, а с религиозной точки зрения – и заповедей. Прежде всего, заповеди любви, целомудрия, отношения к родителям и т. д.
Но есть и еще кое-что. Дело в том, что с древних времен подобный лексикон использовался в заклинаниях. Предшественник матерного ругательства – проклятье. В русский язык эти слова вошли в основном в период татаро-монгольского ига. Некоторые из них постепенно стали словами бранными и грубыми, а другие оставались вполне употребимыми и неосуждаемыми. Например, слово бл-дь используется даже в церковно-славянских текстах. В акафисте Пресвятой Богородице есть такой текст: «Оставивший Ирода яко блядива неведущи пети аллилуйя». В этом смысле блуд, бл-дь и заблуждение – однокоренные слова.
Похожая история со словом хер. На самом деле это название буквы «х» в дореформенном русском алфавите. От ее написания образовалось слово похерить, т. е. перечеркнуть, – совершенно цензурное, получившее, однако, в наши дни ругательную коннотацию. Дело в том, что его корень хер стал заменять матерное слово, которое начинается с буквы «х».
Сегодня многие не просто используют мат в речи, а практически разговаривают на нем. Резко возросший уровень употребления брани говорит о мощнейшей десоциализации общества. Мы опустились на более низкую ступень не просто общения, а развития. Нам уже сложно изъясняться нормальным языком. Мат становится привычным способом коммуникации, люди воспринимают друг друга как объект для унижения и оскорбления. К сожалению, признаки плебейского сознания и деградации заметны на всех уровнях общества, от президента до простого рабочего.