Человек и Церковь. Путь свободы и любви
Шрифт:
Мат в искусстве – тема деликатная. Это вопрос цели и средств, насколько они адекватны друг другу. Зачем это делается? Почему? Всегда ведь есть альтернатива. Даже воровскую и уголовную среду можно изобразить достоверно, не используя табуированную лексику.
Медведев (Бросая игру.). Ты – что говоришь? Ты – про кого это? Племянница моя чтобы… ах, вор!
Пепел. Вор, а тобой не пойман…
Медведев. Погоди! Я– поймаю… я – скоро…
Пепел. А поймаешь, – на горе всему вашему гнезду. Ты думаешь – я молчать буду перед следователем? Жди от волка толка! Спросят: кто меня на воровство подбил и место указал? Мишка Костылев с женой! Кто краденое принял? Мишка Костылев с женой!
Медведев.
Пепел. Поверят, потому – правда! И тебя еще запутаю… ха! Погублю всех вас, черти, – увидишь!
Медведев (Теряясь.). Врешь! И… врешь! И… что я тебе худого сделал? Пес ты бешеный…
Пепел. А что ты мне хорошего сделал?
Лука. Та-ак!
Медведев (Луке). Ты… чего каркаешь? Твое тут – какое дело? Тут – семейное дело!
Бубнов (Луке). Отстань! Не для нас с тобой петли вяжут.
Вспомните картину «Джентльмены удачи» или пьесы Горького. Другое дело, что мат – это проверенный прием эпатажа. Примитивный и надежный способ заставить вздрогнуть аудиторию. Зачем? Опять же, вопрос открытый. Иногда за матом стоит большой художник, иногда – вообще никто не стоит. В «Москве – Петушках» Венечки Ерофеева, что называется, «из песни слов не выкинешь», в массе других случаев грязные ругательства в контексте литературного или какого-то другого произведения «искусства» ничего, кроме отвращения и чувства неловкости, не вызывают. Слишком большая разница между настоящим талантом и заигрыванием с публикой, между метким точным словом и пошлятиной.
В отличие от русской, европейская нецензурщина, например, французская или итальянская, в большей степени богохульна. Слова, которые считаются неприличными у нас, там воспринимаются, скорее, как литературные. А настоящая грубость имеет глубокий богохульный подтекст. Но при том, что в Европе секуляризация общества достаточно высока, грубое слово в приличном обществе все равно режет слух.
Неизбывная особенность нашего общества – алкоголизм. Пристрастие к спиртному объясняется чем угодно, от плохого климата до пресловутой загадки русской души, но если вспомнить «Повесть временных лет» Нестора Летописца или «Сказание о том, как Владимир веру выбирал», мы обнаружим интересную подробность.
Дело в том, что князь Владимир веру действительно выбирал, «испытывал». И приходили к нему разные люди, разное предлагали. Были и «немцы от Рима», германские миссионеры, проповедавшие латинское христианство, хазарские иудеи, были и волжские болгары, исповедовавшие ислам. И речи последних поначалу показались великому князю очень соблазнительными. Многое его вполне устраивало, а концепция единого Бога была разумна и с политической точки зрения. Однако в процессе переговоров выяснилось, что мусульмане не употребляют алкоголь и не едят свинину. Второе Владимира не заинтересовало, а вот запретом на алкоголь он был поражен, ведь «на Руси веселие есть питие!». И отказался от ислама. Так что можно сказать, что любовь к горячительным напитками и веселому времяпрепровождению сыграла свою роль в одном из важнейших политических и культурных вопросов огромной страны.
«А сколько неизвестности таят в себе другие сферы человеческой жизни! Вот представьте себе, к примеру: один день с утра до вечера вы пьете исключительно белую водку, и ничего больше, а на другой день – исключительно красные вина. В первый день вы к полуночи становитесь как одержимый. Вы к полуночи такой пламенный, что через вас девушки могут прыгать в ночь на Ивана Купалу. И ясное дело, они все-таки допрыгаются, если вы с утра до ночи пили исключительно белую водку.
А если вы с утра до ночи пили только крепленые красные вина? Да девушки через вас и прыгать не станут в ночь на Ивана Купалу. Даже наоборот, сядет девушка в ночь на Ивана Купалу, а вы через нее и перепрыгнуть не сумеете, не то что другое чего.
Конечно, при условии, что вы с утра до вечера пили только красное!..»
Алкоголизм
Перегонять спирт и делать самогонку начали во времена Петра I. Так что крепкие напитки относительно недавно вошли во всеобщее употребление. Но хотя привычка к водке сформировалась, культура пития не привилась. Расцвет же российского пьянства пришелся на XIX в. В это время производство водки становится государственной монополией, казна на этом начинает зарабатывать деньги, а народ – спиваться.
Вообще, надо понимать, что много чего существует на этом свете. Это не значит, что всё это мы должны употреблять, как лук или картошку. Например, наркотики – еще одно популярное и весьма распространенное зло. В определенных дозах даже многие ядовитые и смертельно опасные субстанты используются как лекарство. В этом смысле и наркотики имеют право на существование – опиаты применяются в медицине, марихуану прописывают онкологическим больным, лечат астму. Эти доводы приводят сторонники легализации легких наркотиков. Они утверждают, что алкоголик, способный за бутылку водки зарезать, убить и изнасиловать, много опаснее того, кто выкурит себе тихо косячок и будет счастливо хихикать в своем углу. В этом смысле спор о том, что вреднее – легкие наркотики или крепкие спиртные напитки, разрешается не в пользу последних. И многие страны, такие как, например, Голландия, поднимают цены на крепкий алкоголь, вместе с тем легализуя употребление марихуаны. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что одно не лучше другого. Здесь вообще неправомерно такое противопоставление, дескать, лучше покурить, чем напиться.
Да, вроде бы легкие наркотики не вызывают в человеке агрессию и даже, наоборот, эту агрессию снижают, но, с другой стороны, они незаметно, но неуклонно разрушают человеческое сознание. Они лишают человека очень важной вещи – критического отношения к себе. Алкоголь тоже действует разрушительным образом, но к нему как к социокультурному явлению мы более привычны, мы знаем, что он собой представляет и как с ним бороться. А такие вещи, как марихуана (про более тяжелые наркотики я не говорю), подтачивают человека исподволь, и через какое-то время он неизбежно оказывается словно в двух разных мирах. Вроде бы он вполне социален, работоспособен и исполнителен, но вместе с тем это уже не вполне он сам.
«На исходе и вены, и деньги.
Откидон продолжается. Вчера ночью проснулся оттого, что кто-то сжимал мне руку. То была моя другая рука…. Засыпаю за чтением, и слова принимают значение шифра…. Одержим шифрами…. Человек заражается цепочками болезней, выдающих зашифрованное послание….
Ужалился на глазах у Д.Л. Нащупываю вену в босой левой ноге…. У торчков нет стыда…. Они непроницаемы для отвращения остальных. Сомнительно, чтобы стыд мог существовать в отсутствие либидо…. Стыд торчка исчезает вместе с его несексуальной общительностью, которая также зависит от либидо…. Наркоман относится к своему телу безлично, как к инструменту поглощения среды, в которой он обитает, оценивает свою ткань холодными руками лошадника. “Ширяться сюда без толку”. Мертвые рыбьи глаза шарят по изувеченной вене».
На самом деле это страшное явление, потому что наркотики делают людей не способными общаться с самими собой и миром вне иллюзии. Человек живет в некоем параллельном пространстве, и любая встреча с реальностью чревата для него появлением чувства беспокойства и дискомфорта. Вроде бы ничего особенного вокруг не происходит, но при малейшем соприкосновении с настоящей жизнью такому человеку хочется уйти и спрятаться. Курнуть и окунуться в привычные и приятные грезы. Да, он никому не делает плохо, никого не достает, ни на кого не бросается, он тих и удобен в общении. Но только он ли это? Большой вопрос. Основная беда легких наркотиков связана именно с этой опасностью потери себя.