Человек и пустыня
Шрифт:
— Какое богатство! — довольно вздохнул Василий Севастьянович. — Когда сюда попадешь, будто тридцать лет с костей. Это мы, наш брат достиг. Бывало, здесь пусто, бурьян один. А теперя… Вот подожди, наши хутора пойдут.
Виктор Иванович все смотрел в небо, где парили беркуты — едва заметные.
— А птиц стало меньше, — сказал он.
— Да, птицы меньше, — откликнулся Василий Севастьянович. — Что же, человек прошел — главный враг.
Близ полудня остановились у Рудакова колодца, где над срубом в маленькой долине росли вербы. Кучера собрали сухой
Василий Севастьянович снял с себя пиджак, жилетку, картуз, остался в белой рубахе. Засучив рукава, сам хлопотал у костра и чайника. Огонь хлестал на целую сажень.
— Люблю! — восхищенно воскликнул Василий Севастьянович. — Люблю костер в степи! Только б вот… бороду не опалить…
Он прыгал вокруг костра, пританцовывал, и по лицу было видно, что костер в самом деле ему доставляет радость.
Чайник пустил пар. Василий Севастьянович, как мальчик, крикнул весело:
— Готов! Ура!
Расстелили еще ковер, поставили чашки, положили еду. Василий Севастьянович истово помолился на восток — лицо на момент стало серьезным, — потом сел, откупорил бутылку с красным вином, налил стаканчики.
— А ну, господи, благослови! Бери, Виктор! Будьте уверены!
Он выпил не спеша, с наслаждением, крякнул и, ухватив бутерброд, стал жевать, и борода у него пошла волнами.
— Хорошо! — пробурчал он с набитым ртом.
И Виктор Иванович откликнулся молча, откликнулся всем существом:
«Хорошо!»
Кучерам дали по стакану водки и гору хлеба с вареным мясом.
— В городу все вертишься. Все дела. А вот как выедешь сюда — господи, твоя воля! — прямо умирать не надо. Под шестьдесят мне, а я будто и не жил: каждая жилка играет…
Позавтракав, оба легли на одном ковре, спинами друг к другу. А в небе летали беркуты, лошади паслись в траве, кучера спали у тарантаса.
Перед вечером, недалеко от Бобовых хуторов видели волка: он сидел у самой дороги в бурьяне. Он смотрел пристально и серьезно. И его умная морда напоминала человеческое лицо. Виктор Иванович вытащил из чехла ружье, слез с коляски, приготовился выстрелить. Волк увидел ружье, сразу отпрянул в бурьян и скачками понесся прочь.
— Аля-ля-ля! — заорал Василий Севастьянович ему вслед.
А солнце уже передвинулось к горизонту, на степи показались голубые тени… На закате доехали до зеленовского хутора. Множество грачей гнездилось на старых ветлах и орало немолчно. Пруд, разбухший от весенних вод, светился красным светом.
С зеленовского хутора уехали рано утром на следующий день в Красную Балку. Здесь уже работал Рублев. Два ближних оврага, прежде пустые, с обрывистыми берегами, где жили совы, теперь были на две версты залиты водой. В поле виднелись канавы и валы. Дом и постройки были закрыты высоченными вязами. Красный кирпичный амбар стоял у самой дороги. Множество собак с лаем бросилось навстречу экипажам. Из дома вышел Рублев. Он ждал —
Он широко шагал около Виктора Ивановича, рокотал скороговоркой:
— Весь грунт мы исследовали, определили количество воды, уклон. И местность всю нивелировали. Вы сами понимаете, без подготовительных работ ничего не сделаешь. Очень много пришлось говорить со старожилами.
Он обращался только к Виктору Ивановичу, а Зеленов шел сзади, молча — толстый, пыхтящий, заложив руки за спину.
Вода в прудах серебрилась.
— Вот откроем ту дамбу, спустим, если понадобится.
— А что это даст нам? — спросил наконец Василий Севастьянович.
— То есть как? — удивился Рублев.
— Какую же прибыль получим? — нетерпеливо пояснил Василий Севастьянович.
— Прибыль очень большую. Обыкновенно орошение дает прибыль до тридцати процентов на затраченный капитал. Это помимо ренты на землю.
— Прибыль даст большую, если наши работы сделаны правильно, — сказал Виктор Иванович. — Я видел в Америке имения, где прибыль благодаря орошению поднималась до шестидесяти процентов.
— И лиманная система? — спросил Рублев.
— И лиманная и поливная.
Они заговорили о системах орошения. Василий Севастьянович смотрел на них и насмешливо и почтительно. Но видно было: он слушает внимательно, что-то думает, прикидывает.
— А ну, как же у вас тут будет действовать? — наконец спросил он.
Только тогда Рублев повернулся к нему, стал объяснять, что такое лиманная система орошения.
— По всему полю пускали воду — вот весь уклон использован для этого. Весенняя вода не скатывается в овраги, как прежде, а вон теми валами удерживается на поле.
Василий Севастьянович посветлел, погладил бороду.
— А ведь, пожалуй, ничего… Дай бог в час молвить. — И посмотрел вопросительно на Виктора Ивановича.
— Что там ничего! Отлично должно выйти. Вот сколько воды удержали в степи! Пусть теперь засуха — все равно не страшно.
— Теперь и сад можно, и стада можно держать — при воде.
— Конечно, вся жизнь хутора повернута к лучшему.
— Что ж, пожалуй, американцы не дураки!.. — усмехнулся Василий Севастьянович.
Дошли до верхней запруды. Здесь уже зеленели коротенькими ветвями молодые ветлы.
— Вот смотрите, — сказал Рублев, — вот только сырые колья вбили в землю — и уже ветви пошли. Не земля здесь — золото. При такой жаре и такой почве дайте везде воду — и будете загребать золото лопатой.
— Ну как? — спросил Виктор Иванович тестя, когда кончили обход полей.
— Что ж, дело за себя говорит.
И вечером, сидя под вязами за чаем, они трое — Андронов Зеленов, Рублев — прикидывали, как поставить лучше все дело И Василий Севастьянович теперь решительно настаивал: здесь надо завести стада скота на выгул — и вода есть, и луга, и просторы. Зачем пропадать им зря?