Человек из прошлого
Шрифт:
— Хорошие были компаньоны… 'Товарищество”…
— Да уж… — соглашается Илиев, и в голосе его сквозит легкое презрение. — Как собаки с кошками… Они только на людях были товарищами…
— Тогда как можно было доверять все золото Костову?
— Я не думаю, что они ему доверили. Они все трое эвакуировались на дачу Костова под Княжевом. У них там был, как видно, общий тайник для ценностей. В ночь на восьмое Костов поднялся тихонько, вынул ящик из тайника и уехал с Андреевым на аэродром.
— Кто
— Шофер. Андреев был шофером у Костова. Вместе с Костовым исчез й Андреев.
— И он бежал в Германию?
— Наверное… — пожимает плечами Илиев.
— И вы этому верите?
— Откуда ж мне знать? — Хозяин смотрит на меня с недоумением. — Так тогда говорили.
— А вы бы сбежали? — спрашиваю.
— Я?.. А зачем мне бежать?
— А зачем бежать Андрееву? Он был таким же шофером, как вы. Имел, наверно, жену, ребенка. Зачем же все бросать и бежать в Германию?
— Не знаю… Тогда так говорили.
— Хорошо, пускай будет так. Вернемся к современности. Жаловался Медаров на что-либо? Боялся чего-нибудь?
— На сердце жаловался, на что еще… — отвечает Илиев, — Но хоть и плохо было с сердцем, а от мастики не отказывался. Двести граммов в день, а это вред какой… Даст сердце осечку — и конец… Так и вышло…
— Да, так и вышло… — соглашаюсь я. — Во всяком случае, в общих чертах. Хотя и не совсем так…
Закуриваю снова, потом смотрю в упор на хозяина и произношу несколько другим тоном:
— Слушайте, Илиев. Что касается смерти Медарова, вы, бесспорно, правы. Это верно. Человека нет. Что до остального— боюсь, что ваша версия не подтверждается фактами. Медаров умер не от сердечного удара. Медаров был убит.
— Убит, — повторяет хозяин с подчеркнутым удивлением.
— Да, — киваю я. — Разве вы до сего времени не предпологали, что это могло произойти?
Илиев смотрит на меня так, словно не может понять смысл моего вопроса.
— Разве вы до этого момента не допускали мысли, что Медарова могли убить? — настаиваю я.
— А как я мог допускать? — Хозяин смотрит на меня настороженно.
— Как могли допускать? — отвечаю я. А для чего, по- вашему, миллиционер охраняет эту комнату? Для чего мы ее обыскивали? Для чего я сижу тут и разговариваю с вами? По той причине, что кто-то скончался от сердечного приступа? Бросьте, Илиев, вы же не ребенок!
— Говорю же вам, я не допускал мысли… — смущенно повторяет Илиев.
— Может быть, вы не были уверены? Может быть, допускали, но не были уверены?
— Да нет, честно говорю, не допускал, — упорствует Илиев. — Я думал, что все это потому, что он был осужден, сидел в тюрьме…
Я пытаюсь поймать взгляд Илиева, но он бессмысленно воззрился на фаянсовый гибрид, стоящий на столике. Может быть, он лжет? А может быть, действительно ничего
— Да-а-а… — прерываю наконец паузу. — А я надеялся, что вы окажете мне помощь…
— Почему именно я? — вздрагивает хозяин.
— Как — почему? Потому что вы человек рабочий, потому что наша власть — это наша совесть, потому что только такие люди, как вы, — ее опора.
— Я всегда делал что мог, — устало отвечает Илиев. — Не буду хвастать, но на заводе меня ставят в пример. Все, что у меня есть, мне дала наша власть. И я даю ей все, что могу…
Он замолкает. Я тоже молчу и машинально считаю удары настенных часов, которые отчетливо отстукивают секунды. Я досчитал до десяти, когда хозяин оторвал взгляд от фаянсового животного и посмотрел на меня. В глазах его была подавленность, и боль, и просьба.
— Скажите, если можете, в чем я виноват? Сколько лет работаю, ударник, у меня дом, семья, старший сын окончил школу и пошел в армию, младший— отличник, учится играть на скрипке… Скрипка… Я в его годы другого инструмента, кроме французского ключа, в руках не держал… Дети растут, мы работаем, живем, как люди… И вдруг меня находит человек из прошлого, обосновывается в моей квартире, впутывает меня в свои истории… Ну скажите, в чем я виноват, кроме того, что совершил глупость, впустив его в свой дом?..
Илиев смотрит на меня так, словно ждет от меня объяснений. Но моя профессия такова, что я сам жду объяснений, а не даю их кому-либо. В данный момент жалоба Илиева выглядит довольно искренней, но это "выглядит” — величина весьма растяжимая.
— Видите ли, Илиев, я не утверждаю, что вы в чем-либо виновны. Я говорю вам, что просто рассчитывал на вас. Думал, что вы вспомните какие-то детали, какие-то подробности, которые, может быть, пропустили во время следствия…
— Но то, что я знал, я сказал… Может, я пропустил что- нибудь, но шутка ли, двадцать лет прошло… Старые дела…
— Старые, это правда. Но старое иногда умирает мучительно и долго. Вы же сами видите, что получилось. Думали, что все давно миновало, и вдруг является человек из прошлого. Вообще, как говорят, труп старого нельзя зарыть в землю. Это старое еще отравляет своим гниением воздух, и вот такие люди, как я, должны заниматься дезинфекцией. Но оставим обобщения, и вернемся к будничным делам. Если далекое прошлое забыто, удовлетворимся нашим временем. Что делал в этот день ваш жилец?
Илиев выглядит несколько сбитым с толку неожиданным поворотом нашей беседы. Этот человек, как видно, легко теряется.