Человек из пустыни
Шрифт:
На световом экране он стал показывать слайды с моделями стрижек. Загрузив фотографию Арделлидиса, он примерял на него различные варианты.
— Смотрите, ваша светлость, со стрижкой вы смотритесь очень мило, — убеждал он, изящно опираясь на тумбочку. — Я бы даже сказал, юно и свежо. Особенно вот с такой. Виски и затылок — коротенько, а верх чуть-чуть подлиннее, и небольшая чёлочка. Очаровательно, не правда ли?
Арделлидис с видом мученика прикусил губу.
— Ладно…
— Вот эта, ваша светлость, — сказал Гейн, отыскивая слайд. — Вся голова — под машинку, и только спереди оставляется чёлка. Но не думаю, что вам нужно так коротко.
— Постриги меня так, Гейн, — сказал Арделлидис, показывая пальцем на слайд. — Чтобы они были довольны. А знаешь, что? Не надо всех этих моделей, просто побрей наголо, и всё.
— Ваша светлость, ну зачем же бросаться в крайности? — проговорил Нокс. — Никто не хочет вас уродовать. Просто так полагается.
Глаза Арделлидиса наполнились слезами.
— Я уверен, пушистик не настаивал бы… Он любил мои волосы. И он не хотел бы, чтобы я их стриг!
— Ваша светлость, господин полковник любил бы вас с какой угодно причёской, — сказал Нокс ласково.
— Ты так думаешь? — всхлипнул Арделлидис.
— Уверен, ваша светлость, — ответил Нокс.
Арделлидис погрузился в печальную задумчивость, вытирая слёзы и перебирая пряди своих волос, спускавшихся золотым плащом ниже сиденья пуфика. Наконец он сказал глухо:
— Хорошо… Гейн, сделай мне стрижку на свой вкус. Мне всё равно.
На ковровом покрытии спальни была расстелена плёнка, Гейн развернул шуршащую накидку и покрыл ею плечи Арделлидиса. Ножницы раскрылись, готовые отрезать первую прядь, и Арделлидис зажмурился, но Гейн вдруг спросил:
— Ваша светлость, вы позволите мне взять ваши волосы? Из них выйдет роскошный шиньон.
Арделлидис открыл глаза и вдруг улыбнулся.
— Да, Гейн, бери, если хочешь.
— В таком случае, милорд, я подстригу вас бесплатно, — сказал Гейн.
Сначала щёлкали ножницы, потом жужжала машинка, а Арделлидис сидел спокойный и кроткий, как будто он ни капли не жалел о своих великолепных золотых волосах. Гейн виртуозно работал машинкой, меняя насадки, подравнивая здесь и там; он всё ровнял и ровнял, и Джим уже начал опасаться, что ещё немного — и у Арделлидиса совсем не останется волос.
— Может, уже хватит? — спросил он неуверенно.
— Не
Гейн подровнял ещё немного, добиваясь плавного укорачивания книзу, потом обмахнул щёточкой шею Арделлидиса и снял с него накидку. Глядя на себя в зеркало, Арделлидис провёл рукой по волосам.
— Ну что ж, зато теперь не нужно тратить кучу времени на укладку, — сказал он. И добавил, трогая висящий в зажиме длинный пучок своих отрезанных волос: — Да, шиньон действительно получится шикарный. Я рад, что мои волосы кого-то украсят.
Гейн уехал, а Нокс убирал с пола плёнку, когда вернулся Ианн.
— Что-то ты рано из колледжа, милый, — сказал Арделлидис.
Ианн поморщился, словно от боли, сразу прошёл к себе в комнату и лёг там на кровать. Арделлидис зашёл к нему и пробыл почти полчаса; оттуда доносились всхлипы и приглушённые голоса, а потом они вышли вместе. Арделлидис крепко сжимал руку заплаканного Ианна и, казалось, уже обуздал свою собственную скорбь. Он распорядился подать завтрак.
— Как говорил Дитрикс, пока душа находится в теле, её страдания не отменяют потребностей желудка, — сказал он с печальной улыбкой.
Едва они сели за стол, как Нокс доложил о приезде лорда Дитмара и впустил его в столовую. Лорд Дитмар был всё ещё немного бледен, но вошёл уже своей обычной твёрдой походкой, сдержанный, с суровой складкой между бровей. Майор Шаллис при его появлении встал и выпрямился.
— Мои соболезнования, милорд, — сказал он.
— Благодарю вас, — ответил лорд Дитмар.
Он поцеловал обоих присутствовавших за столом внуков и обнял Арделлидиса. Целуя его остриженную голову, он проговорил:
— Крепись, мой голубчик.
Джим спросил:
— Как вы себя чувствуете, милорд?
— Я в порядке, мой милый, — ответил лорд Дитмар.
Арделлидис пригласил:
— Прошу вас, милорд, позавтракайте с нами.
— Благодарю, дружок, — ответил лорд Дитмар. — Только чашку чая, если можно.
Арделлидис сам налил чай. Он действительно никогда не носил чёрного, весь его гардероб был выдержан в светлых и чистых тонах цветущего весеннего сада, и видеть его облачённым в строгий костюм глубокого чёрного цвета было непривычно и странно, равно как и без его чудесных золотых волос, которыми он так гордился и дорожил. Маленький Луэнис, приведённый в столовую помощником-воспитателем, не узнал Арделлидиса и расплакался, когда тот взял его на руки.