Человек из Санкт-Петербурга
Шрифт:
Великий американский политик Патрик Генри так объяснял причины, приведшие к Американской революции «Мы слали петиции, мы протестовали, увещевали и простирались ниц у подножья трона, и все было понапрасну. Мы должны перейти к борьбе, я повторяю, мы должны сражаться». Патрик Генри призывал к убийству людей ради получения политической свободы для мужчин. Суфражистки никогда ничего подобного не делали и не делают. Движущей силой нашей борьбы является глубочайшее и неизменное уважение к человеческой жизни.
Вот в таком духе наши женщины и начали свою войну в прошлом году. Тридцать первого января было сожжено кислотой
В результате подобной деятельности более тысячи женщин были отправлены в тюрьму, откуда они впоследствии вышли с подорванным здоровьем, но не сломленные духом. Будь женщины свободны, ни одна из тех пострадавших не нарушила бы закон. Но эти женщины сознательно пошли на такую жертву, искренне веря, что она послужит во благо человечества. Они верят, что ужасные несправедливости, царящие в нашем обществе, никогда не исчезнут, пока женщины не получат права голоса. Есть только один путь остановить наше движение, только один единственный способ покончить с ним. Но не с помощью высылки нас.
– Нет! – раздался чей-то крик.
– И не отправлять нас в тюрьмы!
– Нет! – подхватила вся толпа.
– А предоставив нам наши законные права!
– Да!
Тут Шарлотта вдруг осознала, что и она кричит вместе со всеми. Маленькая женщина на сцене словно излучала праведный гнев. С горящими глазами и сжатыми кулаками, она вздернула подбородок, и голос ее завибрировал от волнения.
– Огонь страданий, сжигающий наших сестер в узилище, сжигает и нас, – продолжала она. – Сейчас мы делим с ними муки, а потом разделим и победу. Отблеск этого огня озарит жизни тех, кто нищ и унижен, и наполнит их новой надеждой. Он разбудит тех, кто до сих пор был глух и нем, и одарит их красноречием, чтобы проповедовать наши идеи. Дух нашего движения сильнее любой тирании и любого насилия. Сейчас он сильнее самой смерти!
Днем Лидию настигло ужасное прозрение.
После ленча она пошла немного полежать в свою комнату. Она была не в состоянии думать ни о чем и ни о ком, кроме Феликса. Его магнетизм все еще действовал на нее; глупо было бы отрицать это. Но она уже не была той беспомощной юной девушкой. Она обладала силой характера. И потому твердо решила, что не потеряет самообладания и не позволит Феликсу разрушить то спокойное течение жизни, что она создала для себя.
Она перебрала в уме все те вопросы, которые так и не задала ему. Что он делал в Лондоне? На что жил? Откуда он узнал, где найти ее?
Выходит, он назвался Причарду фальшивым именем. Очевидно, он боялся, что она не примет его. Она поняла, почему в имени «Константин Дмитриевич Левин» прозвучало что-то знакомое: так звали одного из героев «Анны Карениной», романа, который она купила в книжной лавке в день, когда впервые встретилась с Феликсом. Это имя вызывало целый поток
«Да, – подумала она, – с его стороны было верхом коварства напомнить мне обо всем этом».
«Интересно, давно ли он в Лондоне, или же просто пришел, чтобы увидеть Алекса? Вероятно, должен быть уж очень серьезный повод обратиться к адмиралу во время визита в Лондон и просить об освобождении какого-то матроса». Тут впервые Лидии пришло в голову, что Феликс мог сказать ей неправду. В конце концов, он ведь по-прежнему был анархистом. В 1895 году он сознательно отрицал всякое насилие, но с тех пор мог измениться.
Если бы Стивен узнал, что я сообщила анархисту, где находится Алекс... За чаем эта мысль продолжала беспокоить ее. Беспокойство не отпускало ее и тогда, когда горничная укладывала ей волосы, в результате чего прическа не удалась, и Лидия выглядела ужасно. Она сильно переживала за ужином, отчего не могла поддерживать должным образом оживленной беседы с маркизой Куорт, мистером Чемберленом и молодым человеком по имени Фредди, вслух выражавшим надежду, что у Шарлотты нет никаких серьезных недостатков.
Она вспомнила порез на руке Феликса и то, как он вскрикнул от боли, когда она взяла его ладонь. Она лишь мельком видела рану, но ей показалось, что она достаточно глубокая и ее пришлось зашивать.
Тем не менее, только уже поздним вечером, сидя у себя в спальне и расчесывая волосы, она вдруг связала Феликса и того сумасшедшего из парка.
Мысль была столь пугающей, что она выронила позолоченную щетку на туалетный столик, разбив при этом стеклянный флакон духов.
А что, если Феликс специально приехал в Лондон, чтобы убить Алекса?
Предположим, это Феликс напал на их экипаж в парке, но не с целью грабежа, а чтобы расправиться с Алексом? Был ли тот человек с пистолетом такого же телосложения, что и Феликс? Да, вполне похож... А Стивен ранил того своей шпагой...
После этого Алекс покинул их дом, потому что был напуган (или же, скорее всего, как поняла она теперь, потому что знал, что «ограбление» на самом деле было покушением на его жизнь), и вот Феликс, не зная, где найти его, обращается к Лидии...
Она взглянула на свое отражение в зеркале. У женщины, которую она там увидела, были серые глаза, светлые брови, белокурые волосы, хорошенькое личико и куриные мозги. Могло все быть именно так? Мог ли Феликс столь жестоко обмануть ее? Да – потому что девятнадцать долгих лет он воображал себе, что она предала его.