Человек из тени
Шрифт:
— Никогда не видел, — сказал я. — Но, полагаю, при случайной встрече с ним на улице вы бы приняли его за Альберта Эйнштейна или кого-то еще в этом роде. Видите ли, Эмиль Тауссиг тоже гений, в своей области, понятно. Что же касается его важности, то не подобает задавать такие вопросы, док. Вы хотите, чтобы я произнес длинную патриотическую речь о том, что судьбы людей и даже целых народов зависят от того, найдем ли мы ход к Тауссигу?
— Я знаю, — вздохнула она, — некоторые вещи следует просто принимать на веру. Далеко не всегда я сама рада тому, как используется
После паузы она продолжила тем же тоном:
— Что же касается агнцев…
— Кого, простите?
— Что касается агнцев и козлищ, мистер Коркоран, то мы уже не одни.
Она смотрела мимо меня. Потом наклонилась, и я дотронулся до ее руки.
— Поль, дорогой, — сказала она.
Я все понял.
— Любимая, — сказал я, глядя на нее с обожанием.
И вот Муни уже стоял рядом в своих роговых очках и тяжелом твиде с видом человека, страдающего от бессонницы. Я заметил, что он бледен, но чисто выбрит. Поднимаясь, я уловил запах какого-то мужского лосьона.
Он быстро поднял руку:
— Пожалуйста, я не собираюсь… Я пришел просить прощения. Вчера я просто вышел из себя.
— Кем бы вы ни были вчера, — сказал я агрессивно, — сегодня вы заслужили пару тумаков!
Оливия все еще удерживала меня за руку:
— Пожалуйста, дорогой. Утро такое прекрасное, стоит ли его портить. Если Хэролд хочет извиниться, почему бы не выслушать? — она говорила спокойным голосом, даже улыбнулась Муни. — Продолжайте, Хэролд. Извинитесь. Скажите Полю, что сожалеете о том, что ударили его из-за спины, так неожиданно.
— Ему бы еще больше пришлось сожалеть, ударь он в лицо, — возразил я.
— Поль, не будьте врединой. Пожалуйста, дорогой… Хэролд, продолжайте, мы слушаем.
Оливия ласково улыбнулась, и он что-то пробормотал. Затем она заставила нас пожать друг другу руки, словно мы повздорившие мальчишки. А затем пригласила Хэролда взять стул и присоединиться к нам. Это не был самый приятный завтрак в моей жизни, но зато она получила истинное наслаждение. Ей нравилось наблюдать, как он корчится от стыда. Эту черту ее характера я раньше не замечал, и она меня радовала. Даму с таким обилием желчи не столь уж легко уязвить, констатировал я к своему удовлетворению.
В конце концов она отодвинула стул и погладила мою руку.
— Допивайте кофе, дорогой. Я поднимусь к себе упаковать вещи.
Она повернулась к Хэролду:
— Почему бы тебе не пойти со мной. Я хочу кое-что сказать.
Как и подобает недотепе-репортеру из Денвера, я продолжал сидеть.
— Как только допью кофе, подойду, — сказал я.
Она наклонилась и поцеловала меня в губы.
— Не торопитесь, — сказала она смеясь, — и не ревнуйте, дорогой. Пока я с ним, ничего со мной не случится, правда, Хэролд?
Он не ответил. Он переваривал поцелуйчики и нежности Оливии. Он уже обратил внимание на необычную для нее губную помаду, на то, что Оливия то и дело прикасалась ко мне без особой нужды, и явно сожалел, что не пустил вчера в ход и ноги, чтобы разделаться со мной как следует. То
Я смотрел, как парочка удалялась. Оливия определенно не сомневалась в истинном характере его чувств и явно предвкушала, как объявит о предстоящем замужестве, сказав, что не держит камня за пазухой. Как раз наоборот — он помог гадкому утенку почувствовать себя лебедем в браке с таким мужчиной, как я.
Да, это был ее звездный час. Вознаграждение за сотрудничество с нами. Но ей еще придется отработать каждую секунду своего садистского триумфа, пока она от нас отделается. Однако все это было достаточно знаменательно, и я не мог с горечью не подумать, что Оливия Мариасси оказалась совсем иной личностью по сравнению с холодным образом отрешенного от жизни ученого, «синего чулка», какой она мне — и не только мне — представлялась.
Официантка подала кофе, но, как оказалось, это не то утро, когда я мог что-то завершить, будь то бритье или завтрак, и все из-за изобретения Алекса Г. Белла. Я едва успел сделать глоток, как в углу зазвонил телефон. Девушка, поднявшая трубку, осмотрелась и увидела меня, одиноко сидящего за столиком.
— Вы мистер Коркоран? Вас просят к телефону.
Я быстро подошел к аппарату, но не настолько, чтобы не понять, какой промах совершил. Дневной свет и исчезновение Кроха сделали меня неосмотрительным, и я позволил Оливии подняться к себе без сопровождения, если не считать Муни, который мог оказаться нашим врагом.
— Слушаю, — сказал я в трубку. — Коркоран у телефона.
— Поль? — говорила Оливия, но совсем иным голосом — прежним невеселым, язвительным тоном. — Поль, пожалуйста, немедленно поднимитесь ко мне в номер.
— Разумеется.
Я поднялся по лестнице, чтобы не ожидать лифта. Нож был наготове, когда я приближался к двери. Он не был на автоматической пружине, но я мог молниеносно открыть его одной рукой. Я постучал, и когда дверь открылась, устремился в номер.
Нечто подобное я мог бы и предвидеть. В комнате были двое — Оливия и Муни. Она впустила меня. Руки ее были в крови. Он лежал на постели без пиджака, рукав сорочки оторван. Лицо посерело. Под голую руку подложено полотенце, чтобы впитывать кровь, которая текла из пулевой раны на бицепсе.
12
Оливия осторожно закрыла дверь, оставляя тем не менее на ручке отпечатки пальцев.
— Так он к тому же негодяй. Но вам не следовало стрелять, — сказал я.
Она ответила раздраженно:
— Не валяйте дурака. Откуда у меня оружие?
Я мог бы подсказать, как его раздобыть. Этой ночью неподалеку было то, что я храню в чемодане. Но даже если предположить, что она в помыслах о мести могла прибрать его к рукам, один выстрел поднял бы на ноги весь отель. К тому же, Муни напрочь оторвало бы руку. В него явно стреляли не из револьвера 38 калибра, а из чего-то куда скромнее, да и выстрел был тихим. И вспомнилось сразу же о том, кто, согласно утреннему сообщению, так пристрастился к малокалиберному оружию.