Человек из тени
Шрифт:
— Да, сэр, — помедлив, ответил он неохотно.
— Имеются возражения?
— Полагаю, что у меня нет выбора, сэр. Но в общем-то все это как-то слишком цинично.
Вспомнилось, что час-другой назад Оливия говорила примерно то же самое. Наверное, должен бы радовать тот факт, что есть люди, для которых секс не самое важное, но, признаться, все эти сантименты сейчас вызывали только раздражение.
— Бог ты мой! — сказал я. — Моряк с угрызениями совести по дамскому вопросу? Мне казалось, у вашего брата по девочке в каждом порту.
— У меня хватало
Похоже, в этом деле набирается слишком много разных хороших девиц.
— Вы думаете, что она приятная барышня, но опять же норовите залезть к ней в постель, — сказал я. — Ладно, подскажу, как поступить, если вам так претит мысль переспать с ней под ложным предлогом, — просто притворитесь пьяным и отключитесь прямо на полу. Если она хорошая девушка, и даже если не очень, то, скорее всего, дотащит вас до дивана и уложит, чтобы вы проспались. Она, может быть, даже подаст вам утром кофе. Идет?
— Да, сэр. Извините, я не имел в виду…
— Она уже успела рассказать что-нибудь интересное о докторе Муни?
— Да нет. Я пока не осмелился выкачивать из нее информацию. Мы здесь только познакомились… во время ленча. Из ее слов явствует, что доктор любвеобилен, как Дон Жуан, и ей приходится увиливать, избегая его притязаний. Ее предшественница уволилась, по словам Дотти, потому что подметки стерла, задавая от него стрекача. Муни рассказывает Дотти о своих романах с другими дамами, намекая, что готов и ее осчастливить, пожелай она только. Она говорит, что этого отнюдь не жаждет, но настойчивость его возрастает. Ей хотелось бы найти другую работу, но платит он хорошо.
— Это совпадает с полученной информацией точнейшим образом, — сказал я, — с тем лишь исключением, что ее отношения с Муни не столь уж невинны, как вы пытаетесь представить. Но информация могла быть и предвзятой.
— Я думаю, Дотти говорит правду, — решительно покачал головой Брейтвейт. — Она… Она действительно кажется замечательной девчонкой, сэр. Мне было бы неприятно втянуть ее во что-то… — он замолчал.
Я посмотрел на него и подумал о чудной девушке, которую сам втянул в это дело. Я спросил:
— Как вас зовут, мистер Брейтвейт?
— Как… Джек, сэр.
— Послушайте, Джек, — сказал я, — боюсь, что в один прекрасный день вам придется стрелять из этих ваших больших морских пушек или сбросить эти огромные бомбы, и, наверное, пострадает тот, кто не очень-то виноват. Может быть, и люди, которые не виноваты вообще ни в чем. И это ужасно, Джек.
— Да, сэр, — быстро сказал он.
— Как втянули вас в это дело? — спросил я.
— Меня не втянули, — возмутился он. — Я вызвался добровольно, сэр. Вы сами мне сказали, что это возможно. Я позвонил по тому номеру в Вашингтоне, который вы мне дали. Они мне перезвонили почти немедленно. Они собираются послать меня на специальное обучение — вам об этом больше известно, чем мне, сэр, — но это дело разворачивалось очень уж быстро, и у них под рукой никого не оказалось. К тому же, я уже был немного к нему
— Разумеется, — сказал я. — В армии мы имели обыкновение различать три вида дураков: круглый дурак, чертов дурак и доброволец.
Холодно уставившись на него, я заметил, как сжимаются его челюсти, но злые шутки были для него не в новинку. Он из дисциплинированных. Он не перечил. Он хороший парень, но я не собирался ему выкладывать, что о нем думаю. В трудной ситуации он будет незаменим.
Я продолжил:
— Сестру зовут Дарден, не так ли? Где она живет?
Он опять достал записную книжку. Я вырвал страницу и поступил с ней так же, как и с первой, после того, как запомнил текст.
— Если бы девица вдруг это увидела, — сказал я, — ей бы показалось довольно странным, что вы записали адрес до того, как она сама дала его.
— Да, сэр.
— Я вовсе не собираюсь вам выговаривать, Джек.
— Понимаю, сэр.
— Я не думаю, что можно оказаться у штурвала без солидной подготовки, но именно ее вам сейчас и не хватает. А ошибка в нашем деле может оказаться такой же непоправимой, если не страшнее.
— Да, сэр.
— Хорошо. Задержитесь здесь еще на минуту.
Я поправил, глядя в зеркало, свой галстук и вышел. Еще из коридора я увидел Дотти Дарден, оживленно беседующую с Оливией, лицо которой было бледным и враждебным. Девушка явно хотела что-то объяснить, а Оливия не хотела слушать.
— Пожалуйста, — говорила Дотти, когда я подошел, — мне хотелось бы, чтобы вы поняли, доктор Мариасси. Я знаю, что вы очень дурного обо мне мнения. Я не виню вас, но поймите, ведь он мой хозяин. Я обязана выслушивать его россказни и притворяться, что веселюсь. Приходится потакать ему, делать приятное.
— Еще бы, я уверена, что у вас это превосходно получается, — отвечала Оливия. — Я даже убеждена, что вы делаете его счастливым.
— Если вам приятнее ревновать меня, извольте, — отшатнулась девушка. — Таких, как вы, много. Добрая половина женщин в городе готова выцарапать мне глаза, но самое смешное, что этот потаскун в резиновых перчатках мне противен. Честное слово, — она глубоко вздохнула. — Вы, конечно, не верите. Простите, я только хотела извиниться.
Она быстро повернулась и чуть не врезалась в меня. Пришлось схватить ее за руку, чтобы поддержать. Дотти удивленно посмотрела на меня. Очень милой и юной выглядела она на слабо освещенной веранде со своей смехотворно официальной прической и в простой белой униформе.
— Ох, извините, — выпалила она, освобождаясь.
Брейтвейт уже возвращался. Она быстро подошла к нему и ответила на его озадаченный вопрос смехом, взяв себя в руки. Я сел. Оливия уставилась в свой стакан.
Я сделал глоток и сказал:
— Вы были слишком строги к этой девушке, не правда ли?
— Девушке? — взорвалась она. — Они вам все кажутся девушками, Поль? Но будь эта столь уж невинна, как изображает, то зачем ей так выпячивать свое холмистое возвышение, если оно настоящее, и тем более, если оно накладное?